- Что-то ты, Парфёнушка, шибко разговорился, - заглянула к ним под навес Анна Афанасьевна. - Не от медовушки ли?
- Ты в своём уме, Аннушка? У нас разговор серьёзный. Заделай нам ещё чаю.
- Ой, больше не могу, - признался Валерий Иванович, поглаживая живот.
- Ты что, паря, а на вид крепок. Сколько тебе годков-то?
- Шестьдесят с маленьким гаком.
- Только-то. А мне восемьдесят – и с большим! Ну, ни чё. Потерпи ещё маненько. Мы ещё о главном не побалакали, - и прислушался к шуму дождя, словно стараясь угадать, долго ли он ещё будет нудно шелестеть по крыше, потом заключил: - Жаль не вёдро сёдня. А то бы тебе показал, что и как. Долго не продержится, слова Богу. Будет вёдро, так ты приезжай ещё. Попрактикуешься у меня денёк – и всё делов-то. Медогонку-то приобрёл?
- Да. Всё вроде приготовил.
- Поставь её твёрдо. Шататься ей туда-сюда нельзя. Рамки попортит. В нашем деле каждую мелочь учитывать надо. Медовый сезон – не шутка. Пчеловод весь год к нему готовится. Несколько горячих дней – и весь труд оправдан. Можешь года три жить припеваючи, да чаёк попивать из блюдечка и медком закусывать.
И не один раз приезжал Валерий Иванович попрактиковаться. Набрался ума-разума, чем и удивил Наталию Борисовну, когда пришлось помогать гнать цветочный мёд. Она приехала на выходные дни, и он объявил ей буднично, словно только и делал, что с пчёлами занимался:
- Во время подоспела. Завтра начнём медогонку крутить.
Она и не оторопела даже, успокоенная его уверенным голосом, только сказала:
- Надо, так надо. Но держи меня от пчёл подальше.
- Это уж как получится, - сказал он.- Но постараюсь взять пчёл на себя.
- Тогда я с тобой, как в воду.
Погода благоприятствовала им. Солнце с утра озарило сопки. Утренняя свежесть уступила место приятному теплу. Обильная роса на траве испарилась. Проснувшийся ветерок тут же почувствовал
себя лишним, и стих. Пчёлки высыпались на летки, как праздничный люд на прогулку. И, не задерживаясь, одна за другой, устремились по намеченному ими курсу за нектаром.
- Пора и нам включиться, - чуть волнуясь, произнёс Валерий Иванович, натягивая на себя ни разу не надёванный им сингапурский комбинезон, белизны – свежевымытой сорочки. - Смотри-ка ты, пригодился, и сидит как влитой. А сколько лет пролежал. Подарил мне его строитель малаец, когда наша китобойная база стояла на ремонте в «Кэмполе». Вот и пригодился. Надеюсь, в нём я понравлюсь пчёлам.
- Ты мне в нём нравишься, - сказала Наталия Борисовна, застегивая пуговицы на запястье. - А чем я хуже пчёлки? Трутень ты мой!
- От кого ты успела нахвататься таких слов?
- От тебя, конечно. Ты порой и во сне их бормочешь.
Перебрасывались так, чтобы скрыть друг от друга своё волнение перед предстоящим, но и заботясь о том, как бы не оплошать и не подвести друг друга.
- Ты сама-то тоже накинь что-нибудь поплотней, а то дёру дашь – и мне не до радости будет, - выразил общее Валерий Иванович.
- Ох, и пчеловоды мы с тобой…
- Пока ещё нет, но через пять минут будем, ибо мы спиной у мачты, против тысячи – с тобой.
- Поэта нам не хватает для исторического момента. Кстати, что это он не прибежал на помощь?
- Ты представляешь, его как классного сварщика вспомнили. Понадобился вдруг. Приехали за ним. Не знаю, вернётся ли. Но сам факт для нашего времени не обычный. Я рад за него.
- Не поздно ли вспомнили?
- Надеюсь, что нет.
Облачившись, как для решительной схватки, подошли к баньке. Под её навесом стояла медогонка.
- Здесь мой пост, - сказал Валерий Иванович.
- А мой?
- А твой – в баньке.
В предбаннике, на столике возле окна стоял эмалированный тазик, рядом лежал обоюдоострый нож.
- Закроешь дверь и жди пока я не подам тебе рамки, которые будешь обрезать.
- Как?
- Я покажу.
- А на них пчелы…
- Их не будет. Прежде чем подать тебе рамку, я пчелок смету.
- Останется хоть одна – я убегу.
- На улице они тебя догонят, а в бане ты в безопасности. Так что сиди у окна и жди с моря погоды.
- У тебя шутки, а мне не до них.
Она присела у окна и стала боязливо наблюдать за происходящим, ожидая увидеть, как муж поступит, если пчёлы нападут на него, как на неё когда-то.