Пахнет сеном и говном…
Ещё Пушкин, кажется, говорил. А он, куда нынешней? Она в городе без году неделя, а уже набралась ума-разума, и от деревни, откуда родом вышла, уже отворачивается. Подумаешь, лепёшка у калитки. Да это же удобрение бесплатное. Да ещё какое! Подбирай быстрее, пока более понятливый сосед не перехватил. На всех-то, кто без коров, не хватит, вот и будете без редиски и клубнички. А вы тоже…Задумали жить в деревне, так делайте то, что сама жизнь подсказывает. Ещё спасибо скажете нам, за нашу поддержку, - закончил он горячо и от чистого сердца, как и положено поэту. Этого у него было не отнять.
«А ведь и бригадиром не был, как я», - позавидовала Мария Васильевна, всем видом поддерживая сказанное.
И они рискнули, понятия не имея о коровьей жизни.
А Поэт тут же предложил:
- Куй железо пока горячо! Сейчас же идём к Парфёну. Он ждёт не дождётся, чтобы продать стельную корову. Она у него – лучше не надо! Я ручаюсь.
Супруги, переглянувшись, согласились с ним. А Наталия Борисовна решительно сказала:
- С условием, что я пойду с вами. Я всё же хозяйка!
Чем вызвала одобрение Марии Васильевны.
Но Поэт слегка огорчился, правда, не подав вида. Он помнил про магарыч, который обещал Парфён при последующей, после пчёл, сделке, и сейчас подумал, как бы Наталия Борисовна не помешала этому. Но был оптимистом, тут же успокоился. Да и что ему оставалось делать? Он был сбоку припёку. Вот если Валерий Иванович вдруг воспротивится, тогда точно – несолоно хлебавши…
Но тот заговорщицки подмигнул ему. Оказывается, он тоже не забыл заманчивое обещание Парфёна угостить их медовухой.
Шли по тропке вдоль речки. Вправо открылся луг, весь в нескошенной тимофеевке. Поэт сказал с лёгкой грустью:
- Здесь коров пас… Дойка колхозная была. Пацаном помню, - и он с искренней тоской процитировал:
Сижу на бережку,
Все коровы на лужку.
Доярки вёдрами звенят,
Крутыми бёдрами манят.
- Нашёл, что вспомнить в твои-то годы, и не манят, а манят, если уж на то пошло, - прокомментировал Валерий Иванович благодушно.
- Какая разница, главное в рифму, - отозвался Поэт с тем же чувством.
У обоих в предвкушении медовухи настроение было приподнятое. Не то, что у Наталии Борисовны.
Она переживала. Ей казалось, что она не справится. Не сможет быть дояркой. Это её больше всего пугало.
«Ну, с молоком ещё туда-сюда. Это продукт. Любая женщина справится. А доить?.. Да ещё корову… К ней и подойти-то страшно. Не смогу, и что тогда? Зря я согласилась… Но справляются же… Может, и у меня получится?.. - сомнения одолевали её. - Отказаться что ли, пока не поздно?». - Шла, не говоря ни слова. Но после фривольного четверостишья Поэта не выдержала. И сказала раздражённо:
- Песок сыплется из обоих, а они о бёдрах. Нашли время, о чём говорить!
- А о чём же? - спросил Поэт, понимая её состояние. - О корове? Так о ней ещё наговоримся. А вот о себе…
- Так скажи о себе. Я твоего имени до сих пор не знаю –Поэт да Поэт. Не слишком ли? А твоё настоящее имя? Всё же возраст. Неудобно как-то…
- Имя?! - и Поэт продолжал, как ни в чём не бывало. - Да имя моё – Александр! В честь Пушкина. Можно было и догадаться. Оно звучит! А с фамилией, если уж на то пошло, незадача. Она не для печати. Посудите сами – Козадёр!
- Козадёр?! - прыснул Валерий Иванович.
- Ничего смешного и ничего обидного. Предкам на Руси давали имя по их профессиям. Кто стихи слагает – Поэт. Что ж тут удивительного? А мой предок с диких коз шкуры снимал и выделывал. Тем и весь род прославил. До сих пор вносим в паспорт – Козадёр. Если прикинуть, то и стесняться нечего. О редкостной профессии напоминает. Кто сейчас шкуры снимает?
- Если подумать, - сказал Валерий Иванович, - то найдутся. И не только с коз. Со всех, кто подвернётся. А с нас совков тем более, только подставляй.
- Да ну вас, - отмахнулась Наталия Борисовна. - Вам всё шутки, а мне не до шуток.
- Пардонте, - спохватился Поэт. - Но вы не переживайте. Не боги горшки лепят. Банально, но точно. И иногда помогает.