Забыт давным-давно,
А был он слаще мёда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьёй
Малютки медовары
В пещерах под землёй.
Пришёл король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле,
На поле боевом,
Лежал живой на мёртвом,
И мёртвый – на живом.
- Как мёртвый на живом, - повторил Поэт как бы для себя.
И у него перехватило горло. Он кашлянул. Но это не помогло. Тогда Парфён Власович поднёс ему ковш, выдолбленный им самим из липы. Поэт прочистил горло и, прежде чем продолжить, спросил Валерия Ивановича, который сидел, как на иголках:
- Иванович, тебе не нравится?
- Да нет, всё нормально. Я вот думаю, зря свою одну оставил. Каково ей? Справится ли?
- Ничо, паря, справится, - заверил его Парфён Власович уверенно. - Моя всё дело уладит. Иначе бы я тоже тут не сидел. Давай, Поэт, дальше про секрет-то…
- За мной не заржавеет, - сказал Поэт, сверкнув глазами.
Лето в стране настало,
Вереск опять цветёт,
Но некому готовить
Вересковый мёд.
В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки медовары
Приют себе нашли.
Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки,
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
«Опять в краю моём
Цветет медвяный вереск,
А мёда мы не пьем!».
- Ишь ты, - заметил Парфён Власович про себя. - Как не выпить, когда хорошая компания?! Под хмельком разговорится – любо слушать. Уж я-то знаю.
Сам он много не пил. Но слушать мог часами. К начитанным людям тянулся, как к книгам. Обогащался ими духовно. Такая уж потребность у него была. И кто только не перебывал у него в своё время на совхозной пасеке: и партийные работники, и хозяйственники, и журналисты. Последних он особенно превозносил. И не только потому, что они были корреспондентами известных на всю страну газет, таких как «Правда», «Известие», «Труд», «Красное Знамя» и других, но и потому, что говорили, словно по книгам читали, и знали, о чём говорили. Много повидавшие люди! И всё-таки и в нём, пасечнике, что-то находили нужное для страны. Пропечатают о нём в своей газете и пришлют ему по почте. Он сам не узнает себя. А вдумается – в точку попали. Понимал, что не в нём дело. Каждая статья кого-то в самой глубинке необъятной страны, в которой порой и книги-то не найдёшь, обогащала. Да и он, пасечник, известным всей стране становился, как какой-то народный артист. Да разве пасечник? И колхозник, и шахтёр, и моряк, и лётчик, и инженер – всяк, кто на ниве своей трудовыми успехами выделялся. Любили наезжие журналисты и у костра посидеть. Бывало, попросят у него: «Парфён Власович, не помешаем мы у речки с костерком?». И сидели ночь напролёт. Песни пели, стихи читали, спорили. А потом на сеновал, по их же просьбе. На второй день удивлялись: «Парфён Власович, да мы весь твой туесок опустошили, а в голове ясно и
похмелья не надо. Скажи, в чём секрет твоего напитка?». А он только посмеивался.
Поэт в упоении продолжал:
Но вот его вассалы
Приметили двоих,
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.
Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, –
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.
К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но, ни один из пленных
Слова не произнёс.
Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле,
А маленькие люди
Стояли на земле.