- Без него, я вижу, в деревне никак не обойтись, - и признался: - Мне неудобно как-то каждый раз использовать его, как работника.
- Ничего зазорного нет. Он только рад будет. Неужели ты ещё не понял? Думаешь, что он вернулся в родную деревню только стихи читать и бить баклуши? Не-е-т. Он вернулся, чтобы помочь каждому, кто ещё в ней еле-еле перебивается. Ему важно помочь тем, что она вложила в него, когда он созревал. А вложила она в него вековой крестьянский труд. Вот он и бросил город. Вернулся и делится своими знаниями, сам того не замечая. И плата ему – так себе. Блаженность его в этом. Я его сама попрошу, если уж тебе, Валерий Иванович, так неудобно на сей раз стало.
- Да мне всегда неудобно. Но он сам напрашивается, как будто обязан.
- Что правда, то правда. Он всем обязан. На этом и помешан.
Поэт пришёл с двумя косами: нож у одной был широким и коротким, у другой – узким, словно сточенным от долгого пользования, намного длиннее и с красиво-выпуклой спинкой, плавно устремлённой к острому носику. Первую он подал Валерию Ивановичу.
- Это коса тебе!
Вторую гордо вскинул.
- А это литовка! Она для меня.
- Литовка?! Потому что большая?
- Не только. Потому что исконно русская. Отличается и по изяществу изготовления, и по захвату. Размахнётся ей русский мужик на своём покосе среди сопок или болот, куда никакой механизацией не добраться – и пол покоса как не бывало.
- И ты так сможешь?!
- А почему бы нет!
И оба рассмеялись.
- Если же серьёзно, - сказал Поэт, оставаясь довольным произведённым эффектом, - обижайся, не обижайся, но тебе литовку в руки брать ещё рано. Она отобьёт у тебя охоту косить. А тебе это сейчас надо? Наберёшься опыта на малой, тогда и литовку в руки возьмёшь. Будешь, как и я, играючи, косить.
Покос Марии Васильевны был далеко за речкой, под сопками, всё ещё бросающий ночную тень на широкую болотистую пойму. Короткий к покосу путь лежал через неё. Кочки заросли высокой и густой осокой. Не проглядывались. А ступать лишь по ним. Промахнёшься – и в холодной, словно родниковой воде. Кому охота? И ступали осторожно, нащупывая кочки ногами. Едва-едва пробрались. Но зато, не потеряли время на обход.
Покос открылся им округлым, как на тарелке, большим лугом сплошной и высокой тимофеевки. Она серебрилась росой. По окоёму – тонкие стволики болотной ольхи. Между ними – густое цветастое разнотравье. И среди неё, тот тут, то там красовались ирисы.
«Не забыть бы набрать букет для Натальи», - любуясь цветами, думал Валерия Ивановича, как в молодости бывало.
А Поэт, деловито снимая с плеча свою литовку, удивил тем, что напомнил ему, как хозяину, что они пришли заготовить сено для коровы, а не для того, чтобы принести букет для женского пола. Он применил поговорку, которая сейчас была к месту:
- Коси коса, пока роса!
И решительно встал в начале покоса. Сразу весь как-то преобразился. Выпрямился. Стал выше ростом. Расправил плечи. Вскинул голову. По-молодецки выставил свою тощую грудь и неожиданно как-то ни с того, ни сего, как показалось Валерию Ивановичу, вдруг истово, как солдат перед рукопашной схваткой, перекрестил её.
Что-то торжественное выразилось на его лице. И Валерий Иванович воспринял это без насмешки. Как должное в вековой крестьянской Руси, когда святым делом было снимать готовый для уборки урожай. Он и не удивился бы, услышав сейчас от Поэта волевую команду: «За мной! Вперёд!». Но Поэт, выжидательно посмотрел на него и сказал, будто уговаривая:
- Делай, как я.
Он, развернув правое плечо, занёс литовку и широким размахом резко послал её нож в плотный слой травы, как в строй. Срезая под корень, протянул скошенную влево траву на длину косовища и оставил там ровным вальком. И уже, не обворачиваясь как в каком-то ритме, который нельзя нарушать, чтобы не сбиться, или как уверенный в том, что его напарник будет также следовать за ним, пошёл вперёд легко и плавно, как лодка на волнах травы, оставляя за кормой аккуратно скошенный прокос с прямой, как по линейке, стенкой справа.
Любо смотреть со стороны. И не только. Ещё и заразительно. Эх, самому бы так! Казалось бы, а почему? Что такое в этой косьбе? За что её поэты прославили, художники на свои полотна занесли? Кому нужен сейчас пережиток старины? Поля – так с трактором. Ещё туда-сюда. А косец с косой? А вот смотришь – и волнует. Удаль какая-то в нём. Душа русская проявляется что ли? Какая-то частица бытия, далеко засевшая в глубине памяти. С чем она связана? С нашим техническим веком? Да всё с тем же, без чего нет жизни на земле – с хлебом. Где твоя родина? Там, где мать твоя, пережевав кусочек хлеба и завернув в тряпицу, дала тебе его вместо соски, или коровье молоко в бутылочке