поднесла, в лучшем случае. Забота о матери – вот твоё назначение. Всё, что тебя двигает вперёд – так это. Не мелькнула ли у Гагарина мысль о матери, когда он входил в капсулу ракеты, что подвигом своим он обеспечит ей сытую старость? Или создатель водородной бомбы… Разве не думал он о защите матерей, у которых после спалённых ворогом деревень, кроме остовов русских печей не осталось и крохи муки, чтобы испечь в них для ребятишек краюшку хлеба. И это на своей Родине. А Родина – это то место, где человек, впервые съел первый кусочек хлеба. Академик И.П. Павлов при вручении ему Нобелевской премии сказал: «Недаром над всеми явлениями человеческой жизни господствует забота о хлебе насущном. Он представляет ту древнейшую связь, которая соединяет все живые существа, в том числе и человека, со всей окружающей природой».
Хлеб косить надо. И его косили веками. И косой. А на Руси тем более. С её лесами и горами, где применение и малой механизации невозможно. Вот и выручает русского крестьянина литовка-коса. И владеет он ею безупречно. Это в крови у него. Попросив благословления у Бога, косил для себя рожь, а для коровы её хлеб – сочную траву. Присядет в поле, пожует краюху, запьёт молоком – и вновь на ногах. И покажет он себя на своём участке то с косой, то с тяпкой – извечной техникой сподручной ему испокон века. Да ещё как покажет, когда прижмёт! Кто видел, тот знает, да и вдохновенно потомкам передаст на память. Пусть Русь помнят. Чем жила, чем дышала, какой народ вскармливала, пользуясь богом данной переменчивой природой.
Поэт косил и помогал себе стихами одного из таких, который передал:
Хлеб – земля. Хлеб – воздух. Хлеб – вода.
Солнечное в нём живёт светило.
В нём живёт душа родных полей,
Нежность доброй матери моей.
Жизнь – от хлеба, и от хлеба – сила.
«Эх, была, не была! - сказал сам себе Валерий Иванович. - А что я беспамятный? Не подкачай моряк!».
Он плюнул на ладони, растёр, взялся за косовища, сделал, вроде бы всё так, как сказал Поэт. И размах хороший, даже постарался побольше, ведь его плечи куда шире, чем у Поэта позволяли. И хватил по траве со всей силой, которая ещё была в нём – всё же промашка вышла, да какая… Коса вместо того, чтобы ловко пройтись по податливой, казалось бы, мягкой траве, подрезая её, как бритвой, со всего маха всем носиком вонзилась в землю. Как только пятка её не сломалась. Едва выдернул. Попробовал ещё раз, и опять не удача. Его прошиб пот. Посмотрел на Поэта. Может быть, тот что-то подскажет. Но Поэт не обворачивался. И каждый взмах его был плавным. И каждый почти не заметный поворот плеча – примером. Он не рубил косой, а протягивал её по траве, удерживая нож на одном уровне и под одним углом к земле.
«Вот куда должна уйти моя сила, - догадался Валерий Иванович, - а не в размах, чтобы больше ухватить». - И, сдерживая себя, попытался.
Коса повиновалась. Правда, не гладко скосила, но это уже было поправимо. Каждый захват приноравливал. И незаметно для себя Валерий Иванович приспособился. Но терпенья ему хватило ненадолго. Показалось, что косит он очень медленно. С таким черепашьим темпом Поэта не догнать. И он, не замечая этого, вложил вновь силу в размах. Дело пошло быстрее. Но через несколько шагов у него перехватило дыхание. Да и оглянувшись, увидел, что прокос у него идёт извилиной и сосем не с прямой стенкой. Пришлось умерить пыл.
Так и приучался. Наука давалась с трудом. На спине вся рубаха взмокла. Не только плечи заныли, но и ноги устали. Хотелось сесть в траву и больше не вставать. Пусть дядя косит, если ему это нравится.
А меня увольте. Не мое это дело. Всю жизнь прожил, косу не зная. Зачем же сейчас себя ломать? Рождённый плавать – по кочкам скакать не может. И всё же не садился.
Поэт остановился. Но не для того, чтобы подождать и выразить сочувствие. Он даже голову не повернул. Воткнул косовище в землю. И держа нож с тыльной стороны, обтёр его пучком скошенной травы. Вынул из-за пояса продолговатый брусок и начал шаркать им по лезвию, то с одной стороны, то с другой. Долго ему пришлось этим заниматься, пока Валерий Иванович сравнялся с ним. А когда сравнялся, Поэт опять за своё: