Отчетливо и внятно произнося свой монолог, я, не мигая, смотрел в глаза Севостьянова. Надеясь, что приведенный мною довод покажется привередливому старику убедительным.
И через мгновенье увидел в этих самых глазах веселье. После чего окончательно успокоился, поняв, что совсем уж мудаком и дебилом дед меня не считает. Что он таким образом просто резвится и мстит мне за недавно пережитый стресс.
— Попробуй мне только обидь её! — без какой либо логики и смыслового перехода, вдруг произнёс затвердевший лицом старик, — Она хоть и не пожалуется никогда, но ты уж будь уверен, я про то обязательно узнаю! И тогда уж не взыщи, Серёжа!
Нарываться на очередной и плохо контролируемый приступ генеральского гнева мне хотелось так же, как целоваться с голодным медведем. Но и завершать разговор, проглотив такого рода угрозу, было нельзя. И дело тут вовсе не в глупых пацанских понтах.
— Если вдруг случится такое, что обижу, то сам же с ней и помирюсь! — упрямо набычился я, глядя на непрошено влезающего между мной и моей бабой, деда, — Это наша с ней жизнь и наши с ней отношения! Только мои и Эльвиры! А потому я сам буду решать, как поступать со своей женщиной!
Я уже был готов к тому, что Севостьянов опять начнёт пятнеть лицом и хватать ртом воздух. Но к счастью, всё обошлось. К моему немалому удивлению, он даже бровью не повёл. Наоборот, этот мастодонт-инквизитор смотрел на меня как-то странно. Вроде бы даже с неким удивлёнием. Но вместе с тем, еще и с какой-то долей уважения, что ли. Похоже, что дед давно уже отвык от подобных отповедей нижестоящей челяди. И теперь этот бенгальский тигр-людоед в полтонны весом, с любопытством рассматривал хомячка, который возомнил себя равным ему бойцом.
— Да ну и хрен с тобой! — еще какое-то время помолчав, вздохнул он, — Черт его знает, может, ты и прав, — старик пожевал губами и выдал костяшками пальцев дробь по полировке журнального столика, — Ладно, иди уже отсюда, Корнеев, надоел ты мне, честное слово! — Григорий Трофимович старательно нахмурился, настоятельно давая понять, что он мужчина серьёзный и, что время моё вышло.
Такая финита меня вполне устроила и, вежливо попрощавшись, я удалился с глаз московского комитетчика. Только в эту минуту начав осознавать, по какому краю прошел. Я слишком хорошо знал, как функционеры такого ранга поступают с нижестоящим планктоном в отместку за урон, нанесённый их нервам. Но в этом конкретном случае старик Севостьянов почему-то сдержался. Словно он и впрямь был моим родным дедом. Черт его знает, может, и моя бабка согрешила с водолазом? И тем водолазом был ныне великовельможный Григорий Трофимович?
К Октябрьскому я подъехал минут через двадцать. И опасаясь попасть на глаза дежурного, быстро прошмыгнул мимо ОДЧ к лестнице. А войдя в кабинет, сразу же набрал внутренний номер Стаса.
— Зайди ко мне, есть разговор! — пригласил я потенциального выгодоприобретателя, — И давай быстрее, мне работать еще надо!
Пока Гриненко шел, я успел вытащить из сейфа и разложить на столе дела.
Старлей на правах друга ввалился в кабинет без стука и уселся за стол Иноземцевой.
И вопросительно уставился на меня, не желая попусту сотрясать воздух.
— Завтра нам с тобой надо будет по личному делу на пару часов из РОВД отлучиться! — начал я грузить опера, — Желательно после обеда. В одиннадцать-тридцать мне в городе по другому важному делу быть надо. Думаю, что за час я управлюсь.
— Тютюнник, сука, последнее время поджирает меня не по-детски и каждый шаг мой контролирует! — состроил кисляк на физиономии Стас, — Он даже раза три мои встречи с «шуриками» проверял. На отлучках со службы поймать хочет, тварь! Но, если очень надо, Серёга, то я рискну! — мой друган решительно мотнул головой.
— Это не мне, это тебе надо! — перебил я его, желая сэкономить время и что-то успеть до вечерней сходки у Данилина. — Нас с тобой завтра ждут в мебельном на Гагарина, будем тебе кухню выбирать и спальню.
Мой соратник по борьбе с преступностью в отдельно взятом районе выкатил глаза. Потом провёл ладонью по столу, смахивая с него крошки и пыль которых там не было.
— У меня столько денег нет! — тихо прошептал он. — И занять не у кого!
— У меня есть! — не стал я затягивать разговор, — Не очень много, но тебе на мебель хватит. Ты только не говори никому, что это я тебе их одолжил. Даже жене не говори!
— Не, я так не могу! — мелко затряс головой Станислав, — Это же какие деньжищи, чем я отдавать буду⁈ Нет, спасибо тебе, конечно, но никак не получится!
Гриненко своей отчаянной грусти не скрывал. Как и всякий опер, мыслил он быстро. Почти так же, как и ел. Перспективу завоза в новую квартиру еще более новой мебели он уже оценил. И, скорее всего, он даже представил, как это событие возвысит в глазах жены его рейтинг, как главы и добытчика. Рейтинг, который и так уже витал выше облаков, после того, как они с законной супружницей и детьми вселились в генеральскую квартиру на Садовой. Особенно, после стольких лет нищеты и прозябания в коммуналке. С перспективой получения двухкомнатного «трамвайчика». Смутной и растянутой на несколько непредсказуемых лет перспективой. И неизбежно в какой-нибудь зажопине на пролетарских окраинах города.