Ну вот и славно! Свою роль из репертуара театра «Ромэн» Иоску Романенко отыграл, теперь мой черёд!
— Это какие еще деньги⁈ — задавая свой бестактный вопрос о цыганских финансах, достал я из пакета первый патрон и, соразмерившись, без замаха аккуратно кинул его индо-арийцу, сидящему от меня в двух шагах, — Эти? Или вот это и есть твои деньги?
Ограничился я всего тремя желтыми цилиндриками. И на все из них гражданин Романенко отреагировал должным образом. Как почти всегда это делают необученные строевым приёмам советские обыватели. Инстинктивно хватающие посланные им по воздуху неопасные и блестящие предметы. Поскольку латунные штучки, натёртые мной носовым платком, сверкали почти золотом, шансов у алчного цыгана не было ни единого. Схватил он их, как голодная щука по весне хватает жирных мальков. И сдуру, перебирая «маслят», как четки, Иоску удивился вслух. Нимало не стесняясь неуместной в данном случае фамильярности.
— Э, мент, ты чё? Ты совсем умом тронулся, на хрена мне это?
Глава 5
— Извини, рома, ошибка вышла! — опомнился я, запоздало осознав свою оплошность, — Карманы перепутал! А деньги твои, вот они, на месте! — и в подтверждение своих слов достал из правого кармана такой же целлофановый пакет. С разномастными купюрами, перетянутыми в пачках черными аптечными резинками.
— Ты эту ерунду сюда давай, раз такое недоразумение получилось! — спрятав деньги назад в карман, раскрыл я перед хамоватым цыганом полиэтиленовую тару с оставшимися там двумя патронами.
Независимо хмыкнув и алчно косясь на мой карман с его честно заработанной спекулятивной выручкой, Иоску будто семечки ссыпал из горсти в предоставленный пакет патроны.
— В камеру, так в камеру! — нажал я на кнопку дверного звонка, прикрученную на краю столешницы. — Свободен, Иоску!
Отправив старшего менеджера цыганского коммерческого предприятия на его законный шконарь, я затребовал к себе следующего узника.
— Ну что, Николай, ты не передумал? Всё еще хочешь со своей женой встретиться? — экономя драгоценное время, задал я главный вопрос сразу, как конвоир доставил мне второго цыгана.
Как ни жалко мне было безвозвратно уходящих в песок минут, но нам со Стасом всё равно пришлось ждать пока взволнованный Нику выговорится. При всём безграничном и бессовестном цинизме, переполняющем цыганскую душу потомственного мошенника, спекулянт Радченко вдруг оказался романтиком. Или влюблённым придурком. Хотя на мой дилетантский взгляд, одно от другого мало чем отличается. То и дело сбиваясь на неведомый мне зубчаниновский диалект и кляня похотливого мерзавца Иоску последними словами, Нику шлёпал трясущимися губами, рассказывая, как трепетно он любит свою Розу. И как люто ненавидит коварного предводителя их торговой шайки. Бесчеловечно и небезуспешно посягающего на его союз с любимой красавицей женой.
Выслушивая вполуха причитания кривоногого карлы-таборянина, я неожиданно для себя пришел к по-настоящему мудрой мысли. Подумал, что всех вырожденцев и прежде всего всех ракалий цыганской наружности, следует на пару месяцев определять в покои следственного изолятора. По всей стране и независимо от наличия вины. Для начала месяца на два, а потом уже и с последующей пролонгацией, если двух не хватит. Уж, коли прохвоста Нику Радченко так проняло нахождение в узилище, то и прочим цыганам это тоже будет полезно. В качестве профилактики.
— Да понял я тебя, понял! — нетерпеливо прервал я нудные завывания рейтузного барыги, — Понятно мне, что свою Розу ты горячо любишь и свиданку с ней по-прежнему хочешь! — кратко резюмировал я терзания ранимого цыганского сердца.
— Ты мне лучше другое скажи, друг мой Нику! — встав с привинченного к полу стула и обойдя стол, присел я на него аккурат напротив арестанта, — Скажи, но только честно, ты хочешь, чтобы подлец Иоску и твоя красавица Роза рассорились раз и навсегда? И, чтобы срок он получил в два раза больше твоего?
Сделав паузу, я подождал какой-то реакции от клиента, но не дождался и продолжил.
— Хочешь года на три раньше этого гаджо Иоску из лагеря на свободу выйти? К жене к своей, к Розе? Ты только подумай, Николай, ты уже будешь с женой перины мять, а нехороший человек Иоску в это время на зоне тюремную баланду жрать будет! — негромко, но проникновенно продолжил я сеять зёрна непреодолимого соблазна в мятущуюся душу цыгана.
И всё же слаб человек! Видимо, и без того ночь у Романенко после нашего вчерашнего разговора была беспокойной. И думается мне, что мысли, мешавшие его сну, были не самыми добрыми и радужными. После моих несложных, но полных искушения вопросов Нику не раздумывал ни секунды. Он сразу же заблажил, доказывая, что ничего он так не хочет от этой жизни, как побыстрее воссоединиться со своей любимой женой. И, чтобы Иоску, этот подлый кобель и мерзотный бенг рогэнса сдох самой страшной смертью! Чтобы сдох он, если так можно устроить, не выходя из-за колючей проволоки.