— Ты уверен? — только и спросил он, сверля меня своими въедливыми прокурорскими глазами.
— Так точно, Валерий Савельевич! — как можно тверже отчеканил я, — Вероятность того, что так и будет, очень велика. Мне просто нужно ваше понимание.
— Это ты про Мухортова говорил, когда про работника милиции обмолвился?
— Так точно, про него! — не стал я лукавить, понимая, что, чтобы вычислить в этой ситуации майора, особого ума не требуется.
Глава 5
Прямо из Октябрьской прокуратуры и не заезжая в РОВД, я направился в СИЗО. В застенках которого томился бздливый аферист Алёша Вязовскин. Ехал я туда, намереваясь сделать коварному газовщику-отравителю предложение, от которого ему будет чрезвычайно трудно отказаться. Особенно после почти трёх недель пребывания в непривычных условиях тюремного камерного общества.
Пройдя все тамбуры и предбанники с лязгающими замками и резкими звонками сигнализаций, я наконец оказался в допросной.
Ждать Вязовскина пришлось недолго, конвойный привел его минут через пятнадцать. За это время я успел разложить на крепко привинченном к полу столе уголовное дело Алёши.
Поначалу я не узнал появившегося на пороге некогда холёного и вальяжного книголюба-газовщика. Передо мной стоял совсем другой человек. Обряженный в какие-то, даже для скудных советских времен, безликие и очень неновые обноски. Мало того, в глаза бросалось то, что эти обноски были явно с чужого плеча. И еще, упитанная луноликость прежнего Алёши Вязовскина существенно утратила свою округлость. Которую сейчас, без особых натяжек, можно было бы уже счесть, как не округлость, а овальность. Что, на мой неискушенный взгляд, пошло только на пользу моему подследственному. Потому что вместо узких китайских щелок, на их местах появились, хоть и не полноразмерные, но уже вполне человеческие глаза.
— Здравствуй, Алексей! — продолжая разглядывать душителя молодых пролетарок завода «Прогресс», я гостеприимно указал ему на привинченный к полу стул. — Присаживайся! Как тебе тут живётся? Освоился?
Своих эмоций, которые волнами, как как разноцветные переливы на шкуре хамелеона, менялись на лице Алеши, тот даже не пытался скрывать. Растерянность, жалкая тень ненависти и потом униженная подобострастность, сменяли друг друга, не задерживаясь надолго. Вязовскин никак не мог определиться со своим отношением ко мне.
Видя, что Алексей в некотором затруднении и даже не может от переполняющих его чувств со мной поздороваться, я решил ему помочь.
— Знаешь, Вязовскин, а ведь я пришел сюда, чтобы дать тебе свободу! — немного напыщенно произнес я красиво сформулированную фразу.
И лучшей оправой этому лингвистическому бриллианту сейчас были окружавшие нас стены, сработанные в дизайне серой «шубы». Железная дверь с глубокой раковиной глазка и решетки в четыре ряда на высоко поднятом окне, также выразительно обрамили мою изящную сентенцию.
— Как… свободу…?!!! — гримаса жалкой недоверчивости и робкой надежды искривила юный овал лица Вязовскина, превратив его в подобие трапеции, — Это правда?!! — сиделец даже подскочил на стуле, но быстро опустился назад.
Похоже, что какие-то первичные навыки добродетельного поведения в обществе и элементарные представления о субординации, Вязовскину в этих стенах уже успели привить.
— Правда, Алексей, правда! — подтвердил я перспективу сбычи самой сокровенной мечты любого арестанта, — Если мы сейчас с тобой найдем общий язык и ты пообещаешь больше не смотреть на меня с презрением, то прямо из этого помещения мы с тобой выйдем на улицу. Даже не возвращаясь в камеру! — озвучил я окончательно добивший Вязовскина аргумент.
— Я!.. Я!.. больше никогда я не буду!!.. с презрением!!! — по всё еще перекошенному лицу Алеши непрерывными блестящими дорожками потекли слёзы.
— Ну вот и славно! Вот и хорошо! — я отвлекся от созерцания сидельца и начал раскладывать на столе ближе к нему чистые листы и авторучку, а перед собой бланки протокола допроса.
— Тогда пойдем?! Давайте, уже быстрее уйдем отсюда! — послышалось со стороны воспрявшего, как птица Феникс Вязовскина.
Я поднял от стола глаза и увидел его, стоявшего за табуретом. Подследственный нетерпеливо топтался, а лицо его светилось переполнявшим его счастьем. Клиент окончательно созрел!
— Конечно, пойдём! — бодро подтвердил я его радужные перспективы, — Вот только напишем сейчас пару бумажек и сразу уйдём! — добавил я.