– Что вы хотите сделать с моим ребёнком? – прошептала девушка, обратившись к единственному человеку, который смотрел на неё.
– Боюсь, что ради вашей безопасности…вы же понимаете, что естественные роды слишком опасны… , – ответил мед – инженер и сразу же отвёл взгляд.
– В общем, нам необходимо произвести чистку, – торопливо продолжил он, явно желая поскорее окончить разговор.
– Я не давала согласия.
– Госпожа, под угрозой ваша жизнь. Мы не можем…
– Я не давала согласия!!!
– В данных обстоятельствах оно не требуется, – это произнёс кто-то из них.
Амая медленно перевела взгляд на сухощавого и покачала головой. Моргнула, и снова повторила жест отрицания.
– Ну ладно. Вы тут заканчивайте, а у нас ещё дела. Ксень, во сколько конференция?
– Минут двадцать.
– Успеем перекусить.
– Это кстати! Нам как раз завезли новый принтер. Знаешь, из таких, которые умеют делать кремовое…
Амая с болезненным любопытством слушала удаляющиеся голоса. Брови девушки сошлись на переносице, будто она пыталась перевести на родной язык иностранные слова. Так её, застывшую в недоумении, и провели в операционную. Там, разглядев гинекологическое кресло, Амая внезапно очнулась.
– Не трогайте меня! Это мой ребёнок! Мой! – кричала девушка, забыв о сдержанности, и сопротивляясь, как дикая кошка. Двое медбратьев заломили ей руки, и силой усадили в кресло, пристегнув широкими ремнями.
– В целях вашей безопасности, – повторил в микрофон молодой инженер, уже сидящий в кабине за стеклом, – мы вынуждены освободить вас от плода.
– Это не плод! Это мой ребёнок!
– Не беспокойтесь, операция безболезненна. Вам сделают укол и выдадут необходимое.
– Не смейте!
– Успокойтесь, госпожа Сато. Придёте домой, отоспитесь, и всё забудется.
– Нет!
Инженер вздохнул, покачал головой и оттянул рычаг. Робот – медик со шприцем к клешне подкатился к Амае. Второй клешней он плотно зафиксировал её в кресле, а затем ввёл лекарство.
– И три кубика транквиля. Микопалм подойдёт, пожалуй. – пробормотал мужчина, и чётко произнёс код. Повинуясь голосовой команде, робот сделал рыдающей пациентке ещё одну инъекцию.
Не прошло и пяти минут, как вокруг Амаи выцвели все краски. Она равнодушно стерпела процедуру, и, пошатываясь, поплелась к двери. Инженер грустно смотрел ей вслед, рассуждая о том, что завтра же уволится. С горьким смешком он заметил себе, что мысленно увольняется уже в одиннадцатый раз, и вколол себе кубик мидопалма.
За дверью пухлая медсестра выдала пациентке впитывающее спец – белье и обезболивающие инъекции.
– Трусы держат трое суток. На боку кнопка – каждый два часа нажимай для санации. Потом должно пройти, – низким басом предупредила женщина, – если не пройдёт, приходи на осмотр. Иди, одень сейчас, а то до дома не доберёшься. Да не туда, направо! Вот же бедовая…
Амая зашла в туалет и переоделась. Затем сделала себе инъекцию обезболивающего и отправилась прочь. На улице шёл дождь. Очередной дождь по очередному расписанию. "Чёртов дождь" – сказал бы Натан.
– Чёртов дождь, – прошептала девушка. – Чёртово Министерство.
Амая вышла на аллею, и медленно побрела в сторону дома, который уже не был ей домом. Внизу живота противно болело и она присела на лавку. Бормотание из вирт – экранов казалось ей частью шума дождя.
– И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он… – раздавалось из уличных динамиков. – … и грех их, тяжёл он весьма… Как считаете, отец Валерьян, что имелось ввиду под тяжестью греха? И насколько грешно было людям в те времена наслаждаться телом друг друга?
– К сожалению, – раздавался надтреснутый голос священника, – грех первородный пребудет с нами вечно. Господь создал нас чистыми, но змий, соблазнивший женщину, заложил тем самым в нас зерно дурное…
Священник делал паузы через каждую фразу, будто собираясь с мыслями, или подбирая правильные слова. Амае стало смешно где-то внутри. Она беззвучно хохотала, плечи её содрогались, но лицо оставалось бесстрастным.
– Содомия же…наибольшее проявление первородного греха. Однако следует заметить…что и отношения мужчины и женщины сами по себе не чисты. Бесспорно что…деторождение – необходимая часть жизни общества. И в тёмные века у человечества не было иного выхода, как заниматься богопротивным соитием. Но одно дело заниматься им для продолжения рода, и совсем другое – получать от этого удовольствие. Особенно же грешно получать его в том случае, когда детей от сего акта не может быть в принципе. Таков был грех Содома и Гоморры. То же мы видим в позднем срединовековье, и в раннюю информационную эпоху, когда человечество придумало и использовало контрацепцию. Мы же должны благодарить Господа, что послал нам мудрость, благодаря которой…теперь мы можем жить в чистоте и…