Собственно, я могу быть довольна. Если уж совсем дело не пойдет, так получу приличную пенсию. Конечно, я не должна до того допустить каких-либо ошибок. Ничего такого, что сделало бы меня непригодной для своей работы. У меня есть все основания для благодарности. Пилюли и капсулы, которые я потребляю, приобретают на валюту. С экономической точки зрения это окупается все меньше и меньше, поскольку я с каждой неделей делаюсь все бесполезней.
Анютины глазки посверкивают на клумбах. Гуляющие в парке люди одеты в светлые пальто. Нигде ничего подозрительного. Или все-таки? Человек передо мной на дорожке, который все время выдерживает одну и ту же дистанцию? Идет чуть сгорбившись. Заложив руки за спину. Даже кольцо на его пальце я узнаю. А когда он поворачивает ко мне голову, вижу доброе лицо моего отца. Сердце мое готово выскочить из груди. Я хочу подойти к нему, но, как ни ускоряю я шаг, дистанция между нами не изменяется. Я пытаюсь перехитрить. Бреду не спеша и неожиданно бросаюсь вперед. Без всякого успеха. Тут я понимаю, что дистанция эта бесповоротна. И внезапно вновь ощущаю боль, боль из-за той утраты, и понимаю, что все время носила эту боль в себе. Вытесняла. Держала взаперти. Одно мрачное бремя наряду с другими.
Что поведала бы я ему о себе, если бы могла поговорить с ним? Его порадовали бы мои профессиональные успехи. Успехи детей. Но все остальное… Чем дольше я раздумываю, тем больше сдается мне, что я не могла бы поговорить с отцом ни о чем для меня важном.
Во всяком случае, мне хотелось бы ему сказать, как я жалею, что не понимала в полной мере его настроя — я-больше-не-могу — в последние годы. Но хотел бы он, чтобы ему о том напоминали? Быть может, это только характерная особенность продолжающих жить — сохранять в памяти как раз последнее время.
Отец, когда был жив, мог записать на свой счет целый ряд статей актива, которыми он гордился. Когда мне приходилось называть его профессию, я никогда не упоминала о сланце.
Нет, я бы не стала говорить о его последних годах. Тем более что я попала бы в затруднительное положение, если должна была бы объяснять, на чем основывается мое сочувствие задним числом. Нет, я не стала бы его спрашивать, почему он не вскрыл ни одного из тех имеющих военное значение ящиков, чтобы убедиться, что не стал соучастником преступлений. Ни в коем случае не хотела бы я его задеть. Раньше я достаточно часто проделывала это из озорства. С другой стороны, не могу представить себе наш разговор, который прошел бы без споров. Слишком различны у нас критерии оценок. Критерии другого поколения.
Но никакого разговора и не получилось. Напротив. Когда я попыталась прибегнуть к последнему средству и подогнала фантом к стене парка, он тотчас обратился в ничто.
Почему между нами остается эта дистанция? Почему я не могу общаться с отцом, как с Лизе Майтнер? С моим отцом, который был мне так близок.
Именно по этой причине и не можете. Говорит Лизе Майтнер. Ваш батюшка, как и все мы, прошел немалый путь. Напрасно стали бы вы искать с ним прежней близости.
Она, стало быть, опять явилась, и я этому рада. Все чаще случается, что я отдаляюсь от людей моего окружения, чтобы не чувствовать так своего одиночества. Когда я одна, то могу выпустить волнующие меня проблемы из их гетто.
Мы идем плечом к плечу, и мне даже трудно поспевать за ней. Она до глубокой старости была хорошим ходоком.
Рождество тридцать восьмого года в Кунгельве. Начинает она рассказывать. Лес весь в снегу, и мой племянник Отто Роберт Фриш на лыжах. Он никак не хотел отказаться от этой прогулки. Что оставалось мне делать, как не шагать рядом, утопая в снегу. Я была слишком взволнованна, не могла выдержать, оставаясь дома. Отто Роберт был все еще настроен скептически. Он считал, что Ган мог и ошибиться. Любой другой — возможно. Но не Ганчик. Его письмо было у меня в кармане: «…мы, химики, должны сделать вывод, что те три тщательно изученных нами изотопа никак не изотопы радия, а с точки зрения химиков — изотопы бария… Мы не можем замалчивать наши результаты, даже если они с физической точки зрения, возможно, абсурдны».
Ядро лучше всего сравнить с каплей жидкости. Существуют большие силы, которые не дают ей распасться, такие, к примеру, как поверхностное натяжение в капле. Но силы, обусловленные электрическим зарядом отдельных частиц, противодействуют притягивающим силам.