Так бывает: сначала ночь, потом тьма рассеивается, а вместе с ней исчезают ночные призраки.
Все, что мы могли сказать, было сказано, больше никто не хотел откровенничать. Болели раны, которые мы опять вскрыли. Только Дитер все никак не мог утихомириться и подбивал нас на новые и новые проделки, чтобы заполнить внезапно возникшую пустоту. У него появилась прямо-таки организаторская мания. В конце концов ему удалось уговорить компанию отправиться в лес на прогулку.
Я обливался потом, даже сидя на скамейке. Неужели еще придется тащиться пешком по открытому полю до самого леса? Воздух был горячий, как в духовке.
Мы еще не добрались до края приусадебного участка, а я уже лишился сил. Я сказал, что догоню их вместе с Анной, и начал искать какой-нибудь тенистый уголок. Рени, Марга и Дитер скрылись в направлении ручья, еще какое-то время до меня доносился их смех. По всей вероятности, их смешила моя медлительность. Между мной и Рени возникло непривычное отчуждение. Мне доставляло обиду, что она не обращала на меня внимания, хотя я был рад хоть немного отдохнуть от ее бесконечных затей.
Я слышал, как во двор въехала машина Герда. Потом появилась Анна. Пожалуй, подумал я, это единственная возможность поговорить с ней с глазу на глаз. Я хотел поделиться с ней тем, чего никто еще от меня не слышал: как на самом деле сложилась моя жизнь, что почва уходит у меня из-под ног, с тех пор как я ушел от моей…
— В чем дело? — спросила Анна. — Ты что — не идешь с нами?
— Я ждал тебя, потому что… — Слова выходили из меня с трудом. — Покажи, что ты сейчас рисуешь…
— Нам надо идти, — ответила Анна. — Нас ждут.
Она пошла вперед короткими быстрыми шагами.
Я с трудом поспевал за ней. Пот ручьями струился у меня по лицу. Внезапно Анна остановилась, поджидая меня. Ее взгляд был серьезным.
— Мне нечего показывать, — сказала она.
— Ясное дело — стройка…
— Нет, этим Герд занимается в одиночку. У меня все условия для работы, а я не могу!
Она повернулась и пошла дальше. Я старался идти с ней в ногу.
— Ну а что говорит Герд?
— Он ничего об этом не знает.
Какое-то время мы молчали. Моя рубашка прилипла к телу, ее можно было выжимать. Голова кружилась, перед глазами плавали разноцветные круги. В них вертелся кусок стены, не оклеенный обоями.
— Начинать все сначала всегда трудно, — заметил я. — Вот и я, с тех пор как бросил… А ты пробовала?
— Конечно. Каждый день пытаюсь…
— Наверное, это переезд, новая обстановка.
Анна опять остановилась. Взгляд ее был устремлен на усадьбу, теневая сторона которой казалась черной на фоне ослепительного неба.
— Сначала я думала — виновата погода. Мы тут живем в тучах — каждая цепляется за гору, и идет дождь. От детских лет у меня остались совсем другие воспоминания. Но это были просто красивые картинки. С тех пор прошло полжизни, и они покрылись в памяти фальшивой позолотой… Ямы на дороге, залитой грязью, которая никогда не высыхает. Ты еще помнишь это? Я целыми днями не выходила из дома: за окнами бесконечный дождь, по стеклам течет вода, в комнатах сплошная сырость, такое чувство, будто тонешь… Когда появляется солнце, я прихожу в себя, пытаюсь работать, но ничего не выходит.
— Со временем привыкнешь…
Анна покачала головой.
— Мне уже за сорок — и ни одной персональной выставки. В живописи женщина, чтобы чего-то достичь, должна уметь больше, чем мужчина. Я знаю, что мои работы — не серость. Может, мне не хватает таланта создавать картины будущего, и я вынуждена довольствоваться настоящим… Но этого мало. Конечная остановка, мой милый…
Она повернулась и ускорила шаг.
Наверное, мне надо было сказать ей, что такие кризисы не редкость, что процессы познания самого себя помогают подняться…
Казалось, моя голова лопнет от жары. Кровь стучала в висках. Я вдыхал воздух короткими частыми глотками, и его не хватало для долгих объяснений.
Вертящийся перед глазами кусок голой стены напомнил мне, зачем я ждал Анну. Она опередила меня своей исповедью, прежде чем я успел исповедаться сам.
А что, собственно, я мог ей сказать?..
Я шла по узкой тропинке, которую сама протоптала через пашню, вниз к долине. Мне хотелось убежать от вопросов Хеннера, которые я чувствовала с момента его появления. Но они догнали меня, я не успела от них скрыться и теперь хотела хотя бы выиграть время, чтобы придумать ответы, которых не знала.
Позади я слышала сопение и топот. Мне чудилось хриплое дыхание старухи, которая буквально наступала мне на пятки. Я чувствовала, что она вот-вот настигнет меня, обернется мной. Я уже представлялась себе той самой старухой с мешками и сумками, спешащей через пустынное поле. У меня перехватывало дыхание, воздух обжигал мне горло. Так, наверное, умирают от удушья, подумала я.