Хорошими оказались дрожжи!
По традиции, московский Метрострой учил людей не только самих хорошо работать, но и окружающих воспитывать, чтобы творческий почин и мастерство распространялись широкими кругами, а новички с первых же шагов усваивали новаторские приемы.
Вокруг Сергеева, Уварова и других ветеранов сразу же сложились бригады энтузиастов. На ходу овладевая нелегким делом подземного строительства, новые люди, молодые строители, с первых же шагов приобщались к передовым методам.
Бригада Сергеева на всех стадиях строительства шахты — и на проходке ствола, и на монтаже щитов, и на постройке самого тоннеля — была лучшей. Бригадир, как прежде в Москве, при подведении итогов всесоюзного соревнования неизменно получал звание: «Лучший проходчик страны».
Тут, в степи, он особенно дорожил этим званием. Радовало оно его и потому, что после каждого нового присуждения со всех концов страны, где работали друзья-тоннельщики, к нему шли телеграммы старых товарищей. И он отвечал всем, что тут, в степи, московские метростроевцы берегут свое славное звание, работают, как положено людям, строящим коммунизм.
Да, именно так они и работали. И ни то, что в первые дни строительства пришлось жить в степи, в палатках, месить на дорогах непролазную грязь, ни то, что из-за трудностей транспорта техника порой запаздывала и приходилось волей-неволей браться за кирки, лопаты, ручные вагонетки, за методы и способы, которые советскими тоннельщиками давно забыты, — ничто не приостанавливало и даже не тормозило их работу. Когда же стройка прочно встала на ноги и оснастилась первоклассной техникой, дела пошли отлично. При труднейших, неустойчивых грунтах Сергеев и его сменщик Уваров проходили по метру, потом по сто десять и, наконец, по сто двадцать сантиметров тоннеля за смену.
Смена Смородина отставала. Начальник шахты вызвал к себе Павла Михайловича и предложил ему стать тоннельным мастером смены, где работал Смородин. У московских метростроевцев закон: от сложных поручений не отказываться! И хотя молодая бригада Сергеева теперь работала, по выражению инженера Рябова, «как оркестр», и бригадирство было ему больше по душе, хотя даже и заработок его, как передового бригадира, значительно превышал зарплату тоннельного мастера, — несмотря на все это, Павел Михайлович принял предложение.
Он принялся за дело с горячностью, с упрямством, какими славился еще на Метрострое. Целые дни он проводил на шахте. В уютном домике нового поселка с поэтическим названием «Восход» жене его по многу раз, до самой ночи, приходилось разогревать ему ужин. Павел Михайлович изучал людей, беседовал с бригадирами, прямо говорил, в чем недостатки каждого. Не удовлетворяясь объяснениями, указаниями, он сам иной раз брался за то или другое дело. Люди с невольным почтением следили, как ловко спорится у него в руках каждое дело. И в разговоре с новичками этой необыкновенной шахты часто звучали слова, с юности полюбившиеся тоннельному мастеру: «Партия прикажет — к центру земли пройдем!»
Он умел хорошо говорить. Но, захватив людей горячим словом, он тут же деловито указывал на то, что в их работе слабо или плохо.
И вот отстававшие бригады стали выправляться. Вскоре та из них, что еще недавно плелась в хвосте, дала рекордную выработку для всего Донтоннельстроя.
— Теперь самые трудные грунты мы прошли. Теперь темпы, темпы! — шутил Павел Михайлович, подбадривая людей.
…Странное чувство овладело мной, когда я вместе с Павлом Михайловичем Сергеевым спустился в шахту. Мы долго шли по облицованным коридорам, и он, гордясь своими учениками, не без самодовольства рассказывал о них, все показывал и пояснял.
Я несколько раз бывал у строителей московского метро. И вот теперь, слушая тоннельного мастера, я никак не мог отделаться от мысли, что стоит мне сесть в клеть и подняться наверх, как передо мной откроются картины родной Москвы — сплошное движение автомобилей, веселая сутолока широких тротуаров, что стоит сесть на углу в троллейбус № 12, и через несколько минут я буду дома.
Но на поверхности меня ждала степная глушь, пестрые суслики, короткохвостые гадюки, притаившиеся в трещинах сухой земли; в белесом небе, распластав крылья, кружили кобчики, да ветер перебирал седые гривы ковылей.
Да, воистину советский человек, если партия ему прикажет, пройдет и к центру земли!
СЫН СТАЛИНГРАДА
У каждого случаются мгновения, когда с необыкновенной яркостью возникают в памяти, казалось бы, совсем позабытые лица, картины, целые сцены, и, снова видя это уже с дистанции многих лет, человек спокойно и мудро передумывает и переживает то, что он уже однажды передумал и пережил.