Последнюю фразу прораб произнесла громко:
— Нельзя, Николай Гаврилович, нельзя забывать, где вы работаете. Это же честь и для такого мастера, как вы.
— Грета Ивановна, какой разговор! Все мигом исправим, — гудел в ответ бригадир. — Только насчет канала — это вы зря, об этом мы день и ночь помним, это у каждого вот тут…
Он большой загорелой ладонью хлопнул себя по нагрудному карману выгоревшей гимнастерки, по тому месту, где, согласно анатомии, у человека находится сердце.
Девушка между тем быстро и очень легко, точно ей вовсе не свойственно было чувство высоты, сбежала с лесов, протянула узкую, продолговатую загорелую руку и деловито осведомилась:
— Ко мне? Инженер Шекланова. Чем могу быть полезна?
Так познакомились мы с Гретой Ивановной Шеклановой, прорабом десятого шлюза.
Об этом прорабе, о ее организаторских способностях, о новых методах ведения строительства, которые она смело и с неизменным успехом применяла на своем участке, много говорили на трассе.
Но, начиная рассказ о молодом инженере, нужно сказать о великолепном шлюзе, белоснежные башни которого так радуют пассажиров, проезжающих по каналу, перенестись назад, в ту пору, когда тут, среди степного безлюдья, меж куч развороченной земли, на дне котлована, выгрызенного зубами экскаваторов, закладывались основы сооружения.
Именно тогда в дощатую комнатушку, торжественно именовавшуюся кабинетом начальника строительства шлюза, вошли две девушки с рюкзаками за плечами.
Представившись как инженеры, только что окончившие строительный институт, они заявили, что работа на стройке — их заветная мечта, что они направлены сюда в качестве прорабов и что готовы хоть сейчас приступить к работе. Чем скорее, тем лучше.
Начальник шлюза, опытный строитель, вспомнив, как сам он когда-то с такой же вот юношеской самоуверенностью и жаждой деятельности пришел на первую свою стройку, с трудом подавил улыбку. Усадив девушек, он стал рассказывать им об особенностях стройки, о необычных методах, которыми она ведется, не обобщенных пока ни в одном учебнике, и о том, какими еще невиданными в строительной практике машинами страна вооружила волгодонцев. Он говорил, что в этих условиях инженер должен работать с большей перспективой, должен научиться не ограничиваться задачами дня, а так знать материалы и чертежи, чтобы все время представлять сооружение и любую его деталь такими, какими они должны стать в окончательном виде. Не умолчал он и о трудностях, которые ждут молодых людей на новом месте работы.
Девушки слушали рассеянно. Они смотрели в окно, где в тучах песчаной пыли вырисовывались контуры машин, двигались вереницы самосвалов. Им не терпелось скорее попасть туда, в котлован, активно включиться в жизнь строительства.
И в первый же вечер Грета Ивановна, назначенная производителем работ по возведению камер шлюза, горько пожалела о том, что невнимательно слушала наставления начальника. Она растерялась. Дело дошло до того, что одна из бригад, находившихся в ее подчинении, и именно бригада арматурщиков, куда-то исчезла.
Работы шли уже при электрическом свете. В клубах пыли, едва пробиваемых лучами прожекторов, фигуры рабочих вырисовывались нечетко. Пропыленные лица выглядели одинаково, и среди них она никак не могла угадать бригадира, с которым разговаривала днем. Она помнила только, что этот крупный суровый человек, слушая указания, смотрел на нее с насмешливой снисходительностью. Она даже фамилию его забыла и теперь, разыскивая среди массы работающих исчезнувшую бригаду, не знала, как спросить о бригадире и бригаде. Да и спрашивать было стыдно. Какой же она производитель работ, если в первые же часы потеряла целую бригаду! И так уже все эти бетонщики, опалубщики, арматурщики — мастера своего дела, носители опыта строек, люди с бронзовыми лицами, обдутыми степными ветрами, — с нескрываемым недоверием посматривают на нее, бледную городскую девушку, неожиданно появившуюся среди них в качестве начальника.
Измученная поисками потерявшейся бригады, расстроенная первой неудачей, Грета Ивановна вернулась домой уже под утро. Стараясь не будить соседок по общежитию, она нашла свое место, бросилась на койку и заплакала, заглушая рыдания подушкой. Стройка казалась ей теперь гигантским, сложным организмом, живущим своими законами, которых она не знала и которые ей не удалось разгадать. Ей казалось, что она переоценила свои силы, настойчиво просясь сюда, что для этой почетной работы у нее не хватает не только опыта, но и знаний. Ей думалось, что преподаватели и товарищи по институту ошибались, когда говорили, что у нее незаурядное организаторское дарование.