Затем голос Пола:
— Давай уйдем.
Дальше Беллин:
— Не уходите, мне вы не мешаете. Что до меня, то наш разговор окончен.
И снова голос англичанина:
— Я отказываюсь верить, что вы и впрямь этого хотите.
— Как бы то ни было, они точно так же вправе оставаться здесь, как и вы, — говорит Белла. — И не вам решать, кому уходить из моего дома, а кому не уходить.
— Вот вы там, вы, по-видимому, человек вменяемый. Почему бы вам не увести вашего друга и не оставить нас наедине?
И снова голос Пола:
— А ну полегче. Человек вменяемый. Вы что себе позволяете? Тоже мне гордый бритт.
— Ушам своим не верю. Вопиющая наглость.
А это Сэм:
— Вы что, оглохли, не слыхали, что хозяйка сказала. Мы точно так же можем здесь оставаться, как и вы. Тоже мне гордый бритт. — Он смеется резким, кудахчущим смехом. — Что бы, кстати, это значило?
— Так нас, англичан, в надсмешку называют.
— Не в надсмешку, а в насмешку, — говорит Пол. — Строите из себя невесть что, а выросли не иначе как в муниципальной квартирешке и манерам учились по телевизору. Ну а янки — что янки, им втереть очки пара пустяков.
Нет, такое пропустить невозможно, и Лиззи во всю прыть — откуда что берется — мчит к гостиной, там Марк Дадли привстал со стула да, похоже, так и замер. Шагах в трех от него — Сэм, чумазый и еще более, чем обычно, похожий на Иисуса, синие глаза на испитом лице горят. Плечом к плечу с ним стоит Пол, тоже чумазый и встрепанный, на колене его джинсов — прореха, руки в глине, так что не видно даже въевшихся под ногти кадмия, кобальта и охры.
Белла — она расположилась на бархатном диване — единственный, кто замечает Лиззи.
— Входите же, — приглашает она Лиззи величавым наклоном головы и адресуется Марку Дадли.
— Вы так и не сказали, что переписали из моих дневников.
— А ну отвечайте, — вызверяется на Дадли Сэм. — Вас спрашивают.
— Ничего я не переписал.
— Я вам не верю.
— Тем не менее это так. Да старая карга мне бы и не дала.
— Она моя лучшая подруга.
— Извинитесь, — требует Сэм.
— И не подумаю. Вы с ней уже лет сорок не разговаривали.
— Я виделась с ней вчера, — сообщает Белла. — И ей вы тоже не очень-то понравились.
— У меня нет никаких оснований так полагать. Она пригласила меня прийти к ней, почитать ей Шекспира. Любовные стихи.
— Я ему врежу, только скажите, — предлагает Сэм.
— Спасибо, не стоит. — Белла снова обращается к Дадли: — С кем еще вы разговаривали?
— На этот вопрос я отвечать не намерен.
— Почему же?
— Я должен защищать свои источники.
— Значит, ваши источники наговорили про меня столько гадостей, что вы не рискуете назвать их имена.
— Знаете что, я, пожалуй, опишу эту сценку: летним деньком бандюганы, приспешники вдовы, нападают на биографа. Возможно, даже начну книгу с нее. А что, это увеличит продажи на пару-тройку экземпляров.
— Заткнись, падло, — ревет Сэм.
— Недоумок, — это уже Пол.
— А ну извинитесь.
— За что же?
— За то, что топчете землю, — говорит Пол. — За то, что паразитируете на художниках.
— Прекратите, — приказывает Белла.
— Послушайте, я назову людей, с которыми вам следует поговорить, как вам это? — предлагает она Марку Дадли. — Попрошу их сотрудничать с вами. И даже, если будете настаивать, авторизую вашу книгу. А вам поставлю только одно условие: перед публикацией книги вы дадите мне прочесть ее. В общем и целом все так делают, разве нет?
— Такую книгу мне написать не интересно.
— Какую такую?
— Какую вы авторизуете. — Он смотрит на нее с неподдельным любопытством. — И вообще, почему вас это так тревожит?
— Я не желаю, чтобы в мои годы обо мне судачили. Старые сплетни стали подзабываться, а вы их снова выкопаете.
— Не выкапывать старые сплетни, а открыть правду — вот мое намерение.
— Люди, знаете ли, многое помнят неверно. В особенности события сорокалетней давности. Путают то, чему были свидетелями, с тем, что прочли впоследствии. Такое и со мной бывает. И такое случается, даже когда нет желания никого оклеветать. Как отличить, чья правда правдивее?
— У меня, миссис Мэдден, тонкий слух. И тонкий нюх. И, как правило, я так или иначе докапываюсь до сути.
— Тогда опубликуйте книгу после моей смерти.
— Заставить меня отложить выход книги не в вашей власти.
Она закрывает глаза.
— Мистер Дадли, я не заставляю вас, а упрашиваю. Так как?
— Мне очень жаль.