Между деревьями мелькнула немецкая овчарка и бросилась прямо к нему. Вид у собаки, которую специально обучали и натаскивали, был какой угодно, только не дружелюбный.
Овчарка остановилась в двух шагах от Экснера и зарычала.
— Ух ты, тварь, — процедил сквозь зубы капитан Экснер. — Зверюга… Голос!
Собака знала это слово.
А поскольку была выдрессирована, послушалась и залаяла, что, собственно, от нее и требовалось. Экснер облегченно вздохнул: ну кто мог гарантировать, что у служебной собаки рефлекс сработает как надо и она не бросится на первого встречного, хотя должна только обнаружить человека и привлечь к нему внимание.
— Глупая зверюга…
Из-за деревьев выбежал подпоручик. Заметив Экснера, он замедлил шаг, и капитан краешком глаза увидел, что идет он совсем не спеша, любуясь тем, как работает собака.
— Глупая зверюга… Поторопитесь, дружище!
— Рон! К ноге! Сидеть. Я вам не дружище. Что вы тут делаете?
— Гуляю, товарищ подпоручик.
— И давно вы здесь, в парке?
— Минут десять.
— Как вы сюда попали?
— Подлез под ограду.
— Ну вы даете, дружище! Зачем?
— Я вам не дружище, товарищ подпоручик. Я подлез под ограду, потому что меня не пустили в ворота.
— Значит, вам сказали, что в парк нельзя?
— Сказали. Какой-то прапорщик.
— И вы все-таки… Ну, знаете! Рон, лежать! Ваш паспорт!
— У меня его нет.
Подпоручик подошел ближе. Дерзость этого человека озадачила его.
— Как это у вас нет паспорта?
— У меня нет карманов. Некуда его положить. — Капитан Экснер виновато пожал плечами. — А в руке носить неохота.
— Зачем же вы полезли в парк, если прекрасно знали, что сюда нельзя?
— Дело в том, товарищ подпоручик, что я… очень любопытен.
Подпоручик вытаращил глаза.
— Да, — спокойно повторил Экснер. — Просто любопытен…
— Пройдемте, дружи… пан! — опомнился подпоручик. — Рон, к ноге!
И они двинулись в путь. Рон слева, Экснер справа.
В неуютный темный кабинет заглянуло солнце, под его лучами засветились пылинки — в воздухе и на мебели.
Пыли не было только на окровавленном топоре, прикрытом куском полотна.
Молодой вахмистр смотрел на площадь сквозь развевающуюся пожелтевшую занавеску.
— Идут, — сообщил он.
— Кто? — спросил Чарда. Он ожидал того, кто отправился на прогулку в парк, и нетерпеливо вскочил.
— Товарищ поручик. С Коларжем.
— Ступайте им навстречу. Я поговорю с Коларжем наедине.
Надпоручик засучил рукава, а фуражку, сдвинутую на затылок, снял и положил на стол. Вошел Шлайнер.
— Товарищ надпоручик…
Чарда кивнул на полуоткрытую дверь. Шлайнер прикрыл ее.
— Да нет, — раздраженно сказал Чарда. — Пошлите его сюда. Он что-нибудь знает?
— Думаю, что нет, товарищ надпоручик. Он ничего не говорил. А я не спрашивал.
— Ну, ведите его сюда. И ступайте. Да! Паспорт у него при себе?
— Нет.
— Вы знаете его лично?
— Знаю, товарищ надпоручик.
— А что его жена?
— У него сожительница.
— Ну, тогда, если что — он-де подрался, и точка.
— Наверно, — запнулся Шлайнер, — наверно…
— В чем дело?
— Наверно, не выйдет так.
Надпоручик Чарда вздохнул:
— Ну конечно, если мы теперь задержим пьяного шофера, то по всему району разнесется, что мы арестовали убийцу. Вы свободны, товарищ поручик!
Чарда выдвинул ящик стола, где лежал револьвер.
— Взгляните-ка вон на тот топорик. Только не дотрагивайтесь до него.
— На этот? — показал Коларж пальцем.
— Другого здесь нет. Я же сказал: не дотрагиваться!
— А в чем дело?
— Вам он знаком?
— Топорик как топорик.
— Это вы рассказывайте в другом месте. Ваш топор?
— Мой.
— Вы можете это доказать?
— Где вы его нашли?
— Я вас спрашиваю, по каким признакам вы узнали топорик. Почему вы решили, что он ваш?
— По топорищу. Ну да. Я его сам обтачивал. Видите — конец закругленный. Это я так, для баловства. Где вы его нашли?
— В свое время узнаете.
— Ну, тогда спасибо. — Коларж протянул руку к топорику. — Стало быть, я могу…
— Уберите руку! — закричал Чарда. — Сказано вам: не дотрагиваться!
— Господи, да в чем дело, это же мой топорик. Ну, спасибо вам, я пошел. — Он замолк. — Или… кто его украл?
— Где вы были вчера вечером?
— Дома.
— А позавчера?
— Дома.
— В субботу?
— Тоже дома.
— В самом деле?
— Хотя нет. Не дома. Я был в «Лесовне»… Да, вроде.