Экснер вопросительно показал пальцем на окно.
Усатый кивнул.
Женщина у занавески улыбнулась, сверкнув зубами.
Михал Экснер слегка поклонился, благодаря за оказанную честь.
Ни Богоуш Вок, ни надпоручик Влчек ничего не заметили — окно было скрыто колонной.
Капитан Экснер, не колеблясь, влез через окно в канцелярию замка, за ним последовал управляющий этой средневековой резиденции. Он затворил окно и резким движением задернул занавеску из того же ситца, что и на окошечке, выходящем под арку.
— Благодарю, — облегченно вздохнул Михал Экснер. И с несмелой мальчишеской улыбкой посмотрел в глаза пани Калабовой. — Прошу прощения, я доктор Экснер… Чему обязан? Такой милый заговор…
— Калабова, — представилась она. Муж ее, стоя за спиной у Экснера, закашлялся.
Краснолицый мужчина в черном берете наклонился вперед, приподнимаясь в кресле, и подал Экснеру руку.
— Мое имя — Матейка. Чему обязаны? Не чему, а кому! Вот — милой пани Калабовой. — Он попытался улыбнуться, но был уже пьян, и получилась только кривая ухмылка. — Она заметила вас утром. Когда вас арестовали и вели из парка в город. Вы Рамбоусека… Гм… Или вы просто так сбежали от них и боитесь, что вас снова поймают?
— Меня отпустили, — скромно ответил Экснер. — Я оказался в парке совершенно случайно. Рад познакомиться, — сердечно сказал он, пожимая руку хозяину. — Пан Калаб, если не ошибаюсь. Рад познакомиться, пан Матейка. Я… я приехал в отпуск. Говорят, здесь что-то произошло…
Калаб тем временем поставил на стол новый бокал, наполнил его до краев красным вином и молча протянул Экснеру.
— Спасибо. — Капитан Экснер пригубил вино. — Поминки?
Зазвонил телефон, и Калабова подняла трубку.
— Замок-музей Опольна, — произнесла она своим теплым альтом. — Пана доктора Медека? Минутку. Попробую соединить вас с галереей. — Она нажала кнопку и набрала номер. Через открытое окно было слышно, как где-то тщетно звонит телефон. Вера вновь нажала кнопку. — Пан доктор Медек не отвечает. Вероятно, ушел обедать. Да. Говорит Калабова. Телеграмма? Хорошо, пани, я оставлю ему записку.
Она положила трубку, рассеянно огляделась по сторонам.
— Что вы сказали? Поминки? — Она вздохнула. — Что-то в этом роде. Мы все тут очень близки друг другу.
— А кто вы такой, молодой человек? — поинтересовался захмелевший художник.
— Ваше здоровье! — Михал Экснер поднял бокал, глядя на пани Калабову и ее мужа. — Я ботаник. А вы?
— Я странник, — радостно сообщил Войтех Матейка. — Я странствую по этому краю, верно? — Берет у него съехал на сторону, приоткрыв бледную лысину.
— Пан Матейка — художник, — разъяснил Калаб. — Пейзажист.
Матейка раскинул ручки, сияя пьяной улыбкой. Экснер взглянул в его сторону и учтиво приподнял свой бокал.
— Все сегодня как-то странно взволнованы, — многозначительно заметил Экснер.
— Но ведь… — Калабова запнулась. — Ведь здесь убили…
Экснер грустно улыбнулся.
— Я сказал… я сказал, пани Калабова: взволнованы. Не опечалены, не подавлены, а взволнованы.
— Дело в том, что его никто… никто не любил, — проговорил Матейка с ухмылкой, кривясь на вино, колыхавшееся в бокале, который он держал чуть дрожащей рукой на уровне лица.
Калаб смущенно закашлялся.
— О мертвых говорят только хорошее, правда? — Он схватил бутылку и долил всем. — Ваше здоровье!
Отмычка повернулась в замке с отчетливым щелчком.
Мужчина, успешно проделавший эту процедуру, удовлетворенно прищурился, выпрямился, достал мятый носовой платок, обернул им кончик латунной дверной ручки и двумя пальцами — осторожно, почти нежно — нажал. Дверь медленно открылась.
Внутри была еще одна дверь, но она была приотворена. Человек, открывший замок отмычкой, слегка тронул ее пальцем. Слабый сквозняк донес запах масляной краски. В квартире негромко хлопнуло окно.
Надпоручик Влчек — а это был он — раздавил окурок сигареты и отшвырнул его к водосточной канаве.
Потом вошел в квартиру Болеслава Рамбоусека и остановился у порога. Слева стояла круглая вешалка, справа — старый шкаф.
Из маленькой скромной прихожей все помещение открывалось как на ладони. Четыре окна, выходящие на восток. Две кафельные печи в противоположных углах и огромная железная плита, которую топят коксом. У правой стены между кафельной печью и первым окном — старый кухонный стол с мойкой. Холодильник. Над ним — застекленная полка с горшочками, кружками и баночками, в которых, видимо, хранились коренья и приправы. Рядом кухонный шкаф. Возле самого окна обеденный стол, покрытый клеенкой, и три белых стула. Между вторым и третьим окном ветхий диван, около него — торшер, на стене часы, громко отсчитывающие время. Рядом с торшером поперек комнаты поставлен еще один диван, к нему придвинуто кресло. Тут же за диваном широкий, сантиметров тридцать, стеллаж для книг, вернее полки из обструганных еловых досок. Справа от Влчека, за стеллажом (как он потом увидел), стоял еще старый комод, который был заставлен всяческой всячиной — от блестящих плоских камней до фарфоровой статуэтки девы Марии.