— Что?!
— Спрашиваю, на субботник собираешься?
— Господи прости, почему?
— Да раз ты напялил эту спецовку…
Капитан Экснер всем своим видом дал понять, что ему это надоело. Показал на карманчик:
— Вот моя монограмма.
— Рабочие спецовки никто не крадет, — заметил Беранек как можно равнодушнее. — За все годы моей службы, насколько мне известно, не поступало ни одного заявления насчет кражи спецодежды.
Экснер со вздохом забрался в постель. Лег на спину, подложив руки под голову.
— Тут не соскучишься…
— Это точно, — подтвердил поручик Беранек. — Судя по всему, убийство совершено с целью ограбления. Влчек с ребятами не нашли ни одной монетки. В квартире. Там был жуткий кавардак. Сам увидишь, на фотографиях. И при себе у старика ничего не было. Должно быть, он из пивной шел…
— Он точно шел из пивной, — сказал Экснер. — Есть доказательства.
— Да ну?! — удивился Беранек. — Серьезно?
— Вполне, — сухо ответил капитан Экснер. — Шел с вечеринки в загородном ресторане «Лесовна». По ручью через парк и лес немногим более километра. Дорога приличная. Даже ночью хорошо идти.
— Ишь ты, — заметил Беранек. — Выходит, за ним кто-то шел.
— Или кто-то его поджидал…
— Скорее, шел за ним, — размышлял Беранек, — ведь не доказано, что потерпевший регулярно ходил в загородный ресторан и регулярно в одно и то же время возвращался одной и той же дорогой. В конце концов, доказать это очень трудно. Особенно, если потерпевший жил отшельником и известно, что он не поддерживал ни с кем близких или интимных отношений.
— Ни с кем?
— Так считает поручик Шлайнер, а он — местный.
— Вдруг он ошибается?
— Пока что, — ответил поручик Беранек, — нам остается принять это допущение. Послушай, — он уселся, — я тут уже несколько часов. И могу тебе сказать, что этого слесаря из замка, народного умельца и известного на всю Европу художника не очень-то любили.
— Ну и что?
— Разумеется, любое убийство всегда действует как шок. Особенно в маленьком городке. А здесь… Среди тех, с кем я говорил, не нашлось ни одного человека, понимаешь, ни одного, кто был бы по-настоящему потрясен.
— Доктор Медек.
— Впервые слышу. Кто это?
— Реставратор и историк искусства. Из года в год по нескольку месяцев работает в галерее. Он открыл Рамбоусека и тем его прославил.
— Впервые слышу. Ну и информация у тебя! Просто диву даюсь.
— Я собираю сплетни. Мне о нем рассказали.
— Рассказали? Они? Местные? — удивился Беранек. — В самом деле они?
— Так вот, Медек был потрясен. Впрочем… впрочем, не слишком. Я вряд ли пошел бы купаться, если б умер человек, которого я глубоко ценил и уважал. Хотя…
— Что «хотя»?
— Хотя любовь штука странная…
— Какая еще любовь, прости господи?
— Пан доктор Медек влюблен, — сказал капитан Экснер сухо.
— Да, такое с людьми бывает, — заметил Беранек с легким разочарованием. — Некоторые от любви до того балдеют, что даже заикаться начинают.
— Что начинают?
— Заикаться. Но вернемся к делу, капитан: почему нам кажется, что городок ничуть не взволнован, холоден и равнодушен, хотя убили человека, который здесь вырос и, наверное, многое умел…
— Потому что он добился успеха, — ответил Михал Экснер. — Такое не прощают.
Поручик Беранек встал, собрал разбросанную одежду и со вздохом поплелся в свой номер.
Вернулся он через четверть часа, умытый, выбритый и в начищенных ботинках.
— Я пошел к Влчеку. Когда подведем итоги?
— Так… — Экснер посмотрел на часы. — Если Влчек сейчас только заканчивает, глупо подводить итоги раньше обеда. Лучше даже к вечеру.
— Лучше к вечеру, — согласился Беранек. — Ребятам еще придется съездить в Прагу. Если не возникнет осложнений и не понадобится экспертиза, то мы вполне сможем подвести итоги сегодня к ночи, а то и завтра утром. Надо бы съездить в Мезиборжи. Взглянуть на подозреваемого.
— Не нужно. Я с ним говорил.
— Да ну? — удивился Беранек. — Надо же! Наш пострел везде поспел. Кто бы мог подумать! И что он тебе сказал?
— Он тут ни при чем. Не выносил Рамбоусека, но не настолько, чтоб убивать.
— А ты что думаешь?
— Наверно, он говорил правду.
— Отпустить его?
— Нет. Пускай посидит. Как бы не было прокола. Кстати, пусть прокурор на основе того, что нам уже известно, даст санкцию на задержание. Топор есть топор, дружище. Если б я шел убивать, то, наверно, тоже взял бы топор, который у меня под рукой. То есть свой собственный.
— А может, и нет.