— Я рад, что он сейчас сидит у нас. С его норовом… Когда я нашел топор, тоже был рад. Такая улика! А вот теперь…
— Что теперь?
— Меня смущают деньги, — ответил Шлайнер.
— Деньги?
— Их не нашли ни у самого Рамбоусека, ни в его квартире.
— Так ведь это может быть уликой против Коларжа.
— Коларж не раз отбывал наказание. Но дела всё были пустячные — потрава поля, пьяный дебош, драка, телесные повреждения. Ну а тут — квартира, разгром, похуже чем после землетрясения. Нет, он бы такого не сделал.
— Кто же тогда?
Поручик Шлайнер пожал плечами.
— Ни в какие ворота не лезет.
— Я тоже так считаю, товарищ поручик. Пойдем через парк, а потом в замок. Вы не против?
— Ради бога.
Над прудом, над тростниками, над всей зачарованной долиной английского парка висела плотная дымка испарений.
Они подошли к длинной-предлинной лестнице, которая вела во внутренний двор.
Оба невольно остановились.
— По-моему, вон та скамейка обсохла. Может, присядем на минуту? — спросил Экснер.
Им был виден луг, две дороги: одна шла вдоль ручья, вторая наверх, выбегая из тени деревьев и кустов, — и часть скалы, под которой скрывался искусственный грот: нагромождение камней, замшелых и уже слившихся с пейзажем.
— Кто его ненавидел? — рассуждал Экснер. — Кто? Его убил не посторонний. Кто мог хорошо знать его привычки и обычные маршруты? Или, по-вашему, убийца шел за ним следом? С топором в руке?
— Мне не хочется думать, что это был кто-то из местных. Ведь я тут всех знаю, товарищ капитан. Уж, кажется, всех перебрал, от дома к дому. — Шлайнер покачал головой. — Нет, не могу. Даже мысленно не могу высказать подозрение. Вы спросили: кто его не любил? Скорее, следовало бы спросить: кто его любил?
— Ну хорошо: кто его любил?
— Надо хорошенько подумать.
— Мы ведь говорим просто так, языки чешем.
— …Чтоб у него был приятель… или приятели, друзья… Нет, ничего такого не было.
— Возможно, он к этому не стремился, а может, наоборот. Кто знает?
Поручик Шлайнер принялся загибать пальцы:
— Прежде всего, этот доктор из Праги, который постоянно возится в галерее музея. Он писал о Рамбоусеке в газетах, и даже говорят, он и сделал Рамбоусека знаменитым. Ну и, разумеется, ходили слухи, они, мол, делят выручку.
— Следующий.
— Пан Матейка.
— Художник?
— Да. Вы его знаете?
— Познакомились. Вчера. Когда я был еще в отпуске.
— Доктор Гаусер из больницы. Хирург. Они часто общались, после того как Рамбоусек сломал руку, а Гаусер ее вылечил. Гаусер даже купил у него картину. В самом деле, одну Рамбоусек ему подарил за лечение, а вторую доктор купил. И вдобавок еще одно из чудищ.
— В самом деле купил?
— Я точно знаю. У доктора Гаусера порой бывают странные идеи, — заявил Шлайнер.
— Странные?
— Это дела семейные, — махнул рукой поручик. — Он муж моей двоюродной сестры.
— А-а, — глубокомысленно протянул Экснер.
— Ну, наконец, кое-кто из замка. Директор, его жена… Потом, разумеется, кое-кто из молодежи. Те, кого привлекает все странное, необычное.
Поручик Шлайнер исчез в нижнем конце парка. А Экснеру предстояло подняться на пятьдесят две ступеньки. На полпути он остановился и оперся о балюстраду. Кто мог бы потребовать от него, чтоб после почти бессонной ночи он «выдавал» рекордные результаты?
Прояснялось, небо на западе уже голубело, и появилась надежда, что к концу дня покажется солнце.
Наверху кто-то с шумом распахивал окна. Экснер поднял голову, но увидел лишь руки, которые открывали наружные рамы и закрепляли их крючками.
Поднявшись наверх, Экснер ощутил желание дружески похлопать двух лежащих оленей, но их каменные глаза смотрели столь холодно и безучастно, что он передумал. К тому же по двору спешила экскурсия (видимо, последняя), следуя за девушкой в несколько старомодном костюме, с волосами, подстриженными прямо над ушами. Она балансировала на высоких каблуках. Экснер на миг задумался над тем, какие жертвы приносят многие, чтобы выглядеть лучше, чем им дано. Девушке явно были ни к чему такие высокие каблуки, ноги у нее и так что надо.
Открывая дверь, чтобы впустить экскурсию, она увидела его, но все время, пока проходили экскурсанты, демонстративно смотрела в другую сторону. Только, закрывая дверь, она удостоверилась, что он по-прежнему на месте.
Он внимательно осматривал памятник архитектуры семнадцатого века. Потом открыл дверь.