Добраться до площадки было не так-то просто. Тропинка, проходившая под окнами квартиры Рамбоусека, вскоре круто сворачивала, исчезая в чаще кустарника. Но они туда не пошли, а пробрались сквозь кусты вверх по скале, ступая по зарубкам, которые явно усовершенствовал Мартин Калаб. Крохотная площадка была чисто подметена. Лавочка — две метровые доски, закрепленные в склоне. Третья доска служила спинкой и крепилась к скале забетонированными шурупами. Мартин Калаб умел работать. Доски были обструганы и покрашены.
— Отлично, — Михал Экснер уселся на лавочке. — Еще бы подлокотники.
Мартин Калаб вспыхнул.
— Ну, садитесь, Вера. Слушай, Мартин, ты ведь говорил, что отсюда открывается прекрасный вид. А завел меня в какой-то тайник. В логово. Господи боже, да это ж просто убежище разбойника… — Капитан Экснер вдруг запнулся посреди фразы. Пригладил волосы, почесал нос — Отсюда и лестницу не видно…
— Мы их услышали и пошли посмотреть, — сказала она.
— Лестницы, — повторил капитан Экснер, — и тропинки отсюда не видно. Это верно. Зато… видно другое место… Но тогда ведь была ночь. Допустим, ясная ночь. Ночь перед грозой. В субботу ночь была ясная?
— Да, — ответил Мартин Калаб, кусая губы. Экснер взглянул на Веру Финкову.
— Понимаете, — медленно проговорила она, опустив глаза, — у нас дома понятия не имеют, что мы тогда были тут.
— И не будут иметь, — серьезно успокоил их капитан Экснер.
Двери запасника на третьем этаже замка распахнулись настежь.
— Коньяку! — крикнул, вваливаясь в комнату, доктор Яромир Медек, — меня только что подвергли допросу третьей степени! Спасайся, кто может!
Эрих подавился куском холодного цыпленка и так закашлялся, что у него даже очки запотели. Его сестра облизала пальцы и укоризненно взглянула на доктора Медека.
— Мне жаль вас, пан доктор, — сказала она. — Коньяк вам и впрямь бы не повредил. Но только в данный момент коньяка у нас нет.
— Тогда я сбегаю за бутылкой в галерею! — Доктор Медек повернулся на каблуках и исчез.
Эрих Мурш откашлялся и протер очки.
— Ишь ты, а мне не сказал, что у него там коньяк. Да, вот что мне пришло в голову… Что же ты приехала только после полудня, хотя обещала привезти обед? Не грозы же испугалась…
— Грозы.
— Врешь, — спокойно сказал он. — Иной раз по-страшному. И всегда ужасно глупо.
Она опять принялась за куриную ножку.
— Ты, наверно, удивишься, но вчера вечером допросу третьей степени подвергли меня.
— Я так и думал, — холодно ответил Эрих. — Вечером и ночью. Представляю.
Она улыбнулась и облизала губы.
— Нет, не представляешь…
Эрих Мурш добродушно проворчал:
— Паршивка…
Она подняла кость, словно защищаясь. В запасник вплыл доктор Медек с бутылкой.
Он разлил коньяк по рюмкам, все выпили.
— Тяжко, — подытожил доктор Медек. — Тяжелее, чем я вообще мог себе представить. — И разочарованно добавил: — Поговорили, и все…
— Ну, у нас есть некоторый опыт, и мы знаем, как ведут допрос некоторые криминалисты, — объявил Эрих Мурш.
— Конечно, знаем, — сказала Лида с напускной и все равно очаровательной кротостью. — Как он вам понравился?
— Строит из себя пижона, — ответил доктор Медек. — Я бы сказал, Лида, он весьма похож на того типа, с которым вы вчера разговаривали на другом берегу пруда. Он еще спрашивал дорогу.
— Тот был совсем недурен, — сказала Лида Муршова. — Пожалуй, надо сходить взглянуть на него.
— Лучше не надо, — заботливо, чуть ли не отеческим тоном проговорил Яромир Медек. — Лучше не надо. От таких людей лучше держаться подальше.
— Каких таких? — поинтересовалась она.
— Я имею в виду криминалистов.
Эрих Мурш быстро допил коньяк и снова закашлялся.
Любой другой по меньшей мере удивился бы, вернулся и спросил стража, стерегущего вход, куда делся человек, который должен находиться в помещении и которого там почему-то не оказалось. Может, караульщик ошибся или не заметил, как тот ушел?
Словом, любой другой, но только не поручик Беранек, который, войдя в квартиру Болеслава Рамбоусека, не нашел там капитана Экснера. Он спокойно огляделся, осмотрел забытую на столе пачку сигарет, подошел к окну, выглянул и увидел приставленную лестницу. Вздохнул понимающе.