— А мне на это плевать, — прибег я к своему речению. — Скажите мне коротко, где я найду Фидлера, и все дела.
— Слишком просто вы на это смотрите, mein Herr! Там, где сейчас находится Фидлер, вы с ним ничего не сделаете. Терпение! Во-первых, вы еще даже не обсохли, а во-вторых, физиономия у вас словно в оспе. Фидлеров двое. Отец Бедржих и сын Арнольд.
— Который из них нужное нам лицо?
— Отец. Бедржих.
Получив столь неожиданную информацию, я, в роли неосведомленного убийцы, мог только кивнуть.
— Бедржих Фидлер работал на английскую разведку, — продолжал Карличек. — То есть на наших конкурентов. Я пришел к такому умозаключению на основании знакомства с его прошлым и с его характером. Сейчас я не стану об этом распространяться. Его сын Арнольд как-то дознался о деятельности папаши. Мальчишка был избалован, и вот он выкрал у папочки какие-то документы и начал грубо его шантажировать. Документы эти изобличают шпионскую деятельность Бедржиха Фидлера и секретаря английского посольства Элизабет Госсарт, с которой наш пан профессор, вероятно, знаком. Догадаться о связи этих двух лиц способен даже ребенок. Сын Арнольд — мерзавец.
— Чего-то вы тут напутали, — угрюмо заметил я. — По тому, что вы сказали, плевать мне на папеньку, а заняться я должен сыночком.
— Заняться вы не можете ни тем, ни другим, — с очаровательным лукавством улыбнулся Карличек.
— Это почему?
— Потому что оба мертвы.
Я потянулся за новой сигаретой. Я начинал опасаться, как бы Карличек и впрямь не напутал. Профессор слушал очень внимательно.
— Значит, кто-то уже выполнил эту работенку? — спросил я.
— Случайность. — Карличек пожал плечами. — Чистая случайность.
— Не верю я в случайности!
— А я верю! — смело соврал Карличек. — Я поклоняюсь случайности, как божеству. И вы не можете наплевать на случайность. Представьте: Арнольд Фидлер случайно как-то в пятницу покупает шкаф, а когда требует у отца денег, чтоб заплатить за этот предмет — и еще за другие предметы, много денег, — у отца, случайно, денег не оказывается. Потому что отец, случайно, уже понял, что так продолжаться не может. Папенька надрывался, снимая на микропленку всякие там военные и прочие объекты, а сыночек отбирал у него весь заработок. Папенька эгоистом не был, но заявил сыну, что покончит с этим занятием. На это сынок ответил, что тогда он его выдаст. Папенька упрашивал, говорил, что все равно сын не сможет кормиться этим вечно, советовал наконец-то взяться за что-нибудь приличное — в общем, просто обозлил Арнольда своими советами. Ей-богу, выдам, говорит, ступай снимать, старик, ты меня еще не знаешь! Арнольд грозил анонимным доносом. Он рассчитал, что отец его любит, а следовательно, покорно примет последствия доноса и не станет упоминать о сыночке, чтоб и того не посадили. И вообще, мерзавец считал, что отец не осмелится оставить его без денег и лишить всех удовольствий. Не удивляйтесь, meine Herren, характер есть характер…
— Прошу прощенья, пан Майер, откуда вам все это известно? — довольно сухо осведомился Коларж.
— Я объясню, потерпите немного. — Карличек смело и самоуверенно смотрел на нас сквозь свои очки. — Так вот. Арнольд Фидлер припрятал где-то документы, которые могли скомпрометировать не только отца, но и Госсарт. Быть может, паршивый мальчишка пытался добраться и до нее — или папаша в отчаянии пожаловался ей. Теперь из осторожности следовало на время прекратить разведдеятельность, а старый Фидлер совсем потерял голову, которая и всегда-то была у него не из крепких. Представьте только этот ужас: человека шантажирует родное дитя! Неудивительно, что старик не находил выхода, что такая жизнь сводила его с ума и что будущее такого сына представлялось ему в самом черном свете. Он не разумом понимал это, он просто чувствовал, что все полетело к чертям. Сын его ужасал, как некое грозное божество. Но отец тем не менее любил его и в конце концов сказал себе, что эту погибшую душу все равно не исправишь и что, пожалуй, лучше всего будет отправить сыночка на тот свет.
— Странно! — без всякого удивления заметил Коларж. — Я бы скорее ожидал, что он решится на самоубийство.
— Да нет же, черт возьми! — вскричал Карличек. — Два часа вам объясняю, а вы все в толк не возьмете! Эмоциональный героизм трусов заключается не в самоубийстве. Самоубийство — просто удобное средство бежать от всего. Или вы не помните, что покойнички лежали себе как ни в чем не бывало, даже когда на кладбище сыпались американские бомбы? Где же была бы отцовская забота о будущем сына, если б старик покончил с собой? А это черное будущее грозно надвигалось, вот Фидлер и преградил ему путь актом величайшего героизма. Ну, поняли теперь, черт вас возьми?!