И с этими словами вложила ледяное сердце в грудь снежной девочке.
И вдруг все замерло: ни ветерочка, ни падающей снежинки, даже ни единого звука не стало слышно. И в этой замершей тишине разомкнулись уста снежной девочки, и из них вышел пар, подобный тому, что выходит у каждого живого с выдохом в морозное время. Задышала девочка. И с первым вдохом осыпался с ее тела снежный панцирь, оставляя гладкую, нежную кожу – розово-белоснежную.
– Снежная кровиночка! – ласково проговорила матушка Зима, глядя на девочку. – Снежевиночка.
А девочка посмотрела на всех своими голубыми глазами, поморгала и улыбнулась.
– Матушка! – проговорила она, глядя то на Зиму, то на Марью.
А Марья еще пуще прежнего залилась слезами, только уже от великого счастья. Женщина, вытирая слезы рукавом, похватала фуфайки с земли и накинула их на дочку. А девочка все стояла и удивленно смотрела на двух женщин.
И снова задул ветер, а с матушки Зимы посыпались ажурные снежинки. Проведя снежной рукой по щечке ожившей девочки, Зима улыбнулась и, развернувшись, унеслась с резким порывом ветра на снежном коне Буране. И снова настал погожий денек, как будто ничего и не было. Только сейчас Иван осмелился подойти к Марье. На его глазах тоже проступили слезы.
– Да как же это? Да как же это? – повторял он, не веря своим глазам. И тут вдруг стал целовать и жену, и их ожившую дочку.
Крестьяне повыходили из своих домов и толпами стояли, глазея то на Ивана, то на Марью, то на их дочку Снежевиночку.
В этот день до позднего вечера все жители деревни наведывались к новоиспеченным родителям. Поздравляли с дочерью и приносили дары. Снежевиночку облачили в красивое голубое платье, обшитое белым бисером, которое Марья как-то сшила для продажи, но так и оставила у себя, мечтая когда-нибудь облачить в него свою дочку. И вот ее мечты сбылись. Красавица Снежевинка с огромными голубыми глазами, со светлыми волосами, отливающими то золотом, то серебром, с точеной фигуркой и бело-розовой кожей стояла рядом, принимая поздравления и дары от гостей, которым, казалось, не было конца.
И с этого дня для Ивана и Марьи наступили дни – один счастливее другого. Дочурка Снежевинка цвела день ото дня, радовала глаз. И добра, и прилежна, и помощницей родителям во всем стала. Только печки боялась.
– Ой, жжет, матушка! – с криком отскакивала от печи, но попыток помочь матери со стряпней не оставляла. Да и в избе ей было душно, вот и сделали ей комнатку на чердаке, куда тепло от печи не доходило.
А однажды, одним прекрасным морозным днем, вышла Снежевинка по просьбе матушки за двор с детворой погулять. И тут как тут девчата набежали и выманили ее за околицу в прятки играть. Так увлеклась Снежевиночка прятаться от подружек, что ушла далеко в глубь леса. А там ели, сосны – все одинаковые. Да и заблудилась. Идет себе по лесу и не боится, что потеряла обратную дорогу к дому. Любуется зимним лесом. И вдруг слышит – хруст снега и потрескивание какое-то. Притаилась за елью. Глядит – старик идет. Низенький, с белой длинной бородою. На нем белая холстяная рубаха, длинная такая, в пол, подвязанная серебристым поясом. На голове пучок белых волос, торчащих в разны стороны. А ноги босые совсем. В руках несет деревянный посох, на вершине которого ледяной нарост. Идет старик своим посохом постукивает. И от этого треск раздается, и искры выбиваются в месте соприкосновения его с землей, покрытой снегом.
Остановился старик возле маленькой зеленой елочки. Видит, что на лапах у нее снега ни граммочки. Видимо, за ночь ветром все посдувало. Обошел старик вокруг елочки, да и дотронулся до нее своим посохом. И вмиг все деревце окутало снежной шалью. Только вот птичка, сидевшая на этой елочке, вся и заледенела замертво.
Увидела это Снежевиночка, ахнула. Стало ей птичку жалко до слез. Выскочила из своего укрытия:
– Ах ты ж гадкий старик! – крикнула девочка с угрозой в голосе. – Ты зачем птичку погубил?
А старичок от неожиданности уселся прямо в снег, задрав свои босые ноги, выронил посох и закрыл лицо руками. Как же это так, попался? А сам растопырил пальцы и одним глазом глядит – кто же это его так спугнул, кто же это осмелился на него голос повысить… Видит, что стоит перед ним девчонка, руки в боки, брови золотистые злобно нахмуренные, губы плотно сжатые, а глаза – голубые-голубые, словно не настоящие, а рисованные. Расслабился тогда старик – коли ему-то девчонки какой-то бояться. Опустил руки и смотрит на эту голубоглазую удивленно. А она все грозный взгляд на него устремляет, словно сейчас заморозит одними глазами.
– Ты кто такая? – спросил старик, ухмыляясь и поднимаясь с земли.