— Мы не дадим этому повториться, — сказала она, касаясь его руки. — Смертные Духи, боги смерти, были созданы нами, чтобы нашим душам кто-то помогал. Пустой Ветер многим даровал покой, и это только забытые. Есть другие лица смерти, другие концы. Не все приятные, но любая загробная жизнь лучше, чем просто стать ничем.
— Да? — спросил Мирон, опуская руки со вздохом. — Я всегда думал, что такое будет со мной. Я думал, что умру — и все. Я не знаю, что думать из-за того, что есть куда больше.
— Это шок, — согласилась она. — Но, что бы мы ни думали, мы не имеем права забирать вечность у тех, кто переживает.
— Возможно, — утомлённо сказал он. — Но я не просто горюю из-за того, что тысячу лет души рассеивались. Я горюю из-за смерти нашего последнего приемлемого решения. Я думал, если я остановлю магию, все вернется к тому, как был раньше. Теперь ты говоришь мне, что есть загробная жизнь, и если мы остановим магию, мы заберем и это. Если мы не остановим магию, мы все еще столкнемся с Армагеддоном. Проблема Смертных Духов не пройдет только из-за того, что некоторые из них помогают нашим душам. Мы столкнемся с даже большими версиями ужасов, с которыми древние Мерлины не смогли справиться. Мы должны просто принять это как цену за то, что сохраним свою загробную жизнь?
— Не знаю, — честно сказала Марси. — У каждого выбора есть последствия. Хитрость в том, что нужно выбрать тот, с последствиями которого можно жить. Или умереть.
— Будет много этого, если дать Смертным Духам подняться.
Марси бросила на него испепеляющий взгляд.
— Знаешь, для того, кто посвятил жизнь защите человечества, ты низкого мнения о нас.
— Это не мнение, — гневно сказал Мирон. — Это факт. Моя работа в ООН направляла меня на множество мест катастроф, от истерик духов до атак драконов и магического терроризма. Все это было ужасно, но знаешь, какие катастрофы были хуже всего? Какие были самыми жестокими? — он склонился ближе. — Человеческие. Геноцид, дети-солдаты, бомбёжка школ, торговля людьми — я видел все. Магия была оружием выбора в ситуациях, куда меня звали по работе, но ничего не меняла. Жестокость — это жестокость, и люди в ней преуспели. Потому я так хотел Смертных Духов. Я думал, они были нашими ангелами, и если бы я смог заполучить одного, я мог бы решить множество проблем. Столько ошибок исправить.
Он тяжко вздохнул.
— Представь мое разочарование, когда я понял, что они были точным отражением. Тогда я решил покончить с этим, даже если пришлось быть вместе с Алгонквин. Я, наконец, понял, что ты была права, Новалли. Смертные Духи — это мы, и это меня пугает.
— Но не должно, — сказала она. — Да, люди могут быть ужасными, но многие неплохи. Это важно для Смертных Духов, ведь они не работают с одним человеком. Это большие пропасти, вырытые нашими чувствами, и если хотя бы некоторые люди хорошие, то у каждого духа есть положительная сторона, даже у жуткого. Посмотри на Пустого Ветра. Он всегда был пугающим, но он все еще одно из лучших, что со мной случалось. Это может звучать как противоречие, но так все у людей, а эти духи — люди, как мы. И когда приходят плохие, а они будут, мы справимся с ними, как с плохими людьми. Противопоставим им хороших.
Мирон глядел на нее как на безумную.
— О чем ты говоришь?
— Мерлины, — сказала Марси с усмешкой. — Я говорю о Мерлинах. Армии из них. Абэ-но-Сэймэй запечатал магию, потому что его подавили худшие части нас, духи убийства, войны и прочего. Но мир прошел многое за тысячу лет. Современное человечество образованнее, посвященнее, добрее, вежливее, не такое жестокое, как раньше. Когда наши Смертные Духи поднимутся, там все еще будут монстры страха и жестокости, но мы сейчас готовы бороться с ними как общество.
Мирон вздохнул.
— Я забываю, как ты юна и оптимистична.
— И что? — сказала она. — Это хорошо.
Он оскалился.
— Оптимизм не победит бога.
— Но Дух Оптимизма может, — задумчиво сказал Широ. — Человечество так продвинулось?
— Думаю, да, — сказала Марси. — Всеобщая грамотность, современная медицина и земледелие, демократия, равенство для женщин — все это привело ко многому. У нас все еще были свои проблемы, как и говорил Мирон, но мы пытаемся разобраться с ними. Потому существуют организации, как ООН: чтобы укреплять мир и улучшить жизни людей. Даже когда мы не справляемся, я все еще почти жива сейчас, чего не было бы в другое время в истории. Это должно считаться.