– Жестоко? – Себастьян повторил слово так, будто изучал его. – Жестоко доносить на свою мать в совет. Жестоко отправлять ее на казнь. Жестоко отдавать в лапы палача, который протащит осужденную за волосы по всему кварталу. Жестоко унижать бедняжку в ее последние мгновения.
– Что? – прошептала Джоанна.
– Я знаю, кто ты такая, – тихо сказал ей Себастьян, после чего огляделся по сторонам и, еще сильнее понизив голос, добавил: – Маргарита защищала одного из вас. И именно за это ее казнили: за помощь монстру с такими же способностями. А Аарон донес на них.
– Что? – снова переспросила Джоанна, потрясенная, что собеседнику известно о ее даре. И более того, она никак не могла поверить в то, что услышала. Мать Аарона укрывала кого-то с такими же запретными силами, а он сам на нее донес в совет монстров? – Нет, неправда, – в итоге возразила девушка.
Аарон бы никогда так не поступил.
Или поступил?
Себастьян, казалось, ее не услышал, обратив все свое внимание на пленника.
– Я знаю, что ты Оливер и потому хранишь верность лишь членам своей семьи. Но Маргарита тебя любила! И не заслуживала твоего предательства. Как тебе хватило совести натравить на нее гвардейцев? – В глазах щеголя блеснули непролитые слезы. – Твоя мать была лучшей из нас, а ты донес на нее курии!
Джоанна покачала головой, не желая верить, что это правда, и внезапно задумалась, откуда Себастьян знал Маргариту. Мог он приходиться Аарону двоюродным братом или дядей? Они оба были блондинами с фарфорово-бледной кожей лица и одинаковыми высокими скулами.
– Ты бы только видел, с каким презрением на тебя сейчас смотрят все вокруг, – прошептал пленнику на ухо Себастьян. – Ты им отвратителен.
Джоанна огляделась по сторонам. Собравшиеся действительно взирали на Аарона с выражением осуждения и даже ненависти.
Если раньше лицо того под повязкой казалось смертельно бледным, то теперь залилось неровным ярким румянцем, однако подбородок остался упрямо вздернутым.
Джоанна испытующе смотрела на Аарона, пока окружившие их зеваки перешептывались. До нее долетали обрывки фраз: «Донес на собственную мать», «Даже Оливеры от него отвернулись».
– Помни об этом во время допроса, – напутствовал девушку Себастьян. По его щеке скатилась слеза. Заметив это, он вытер ее, взял себя в руки и хриплым голосом добавил: – Иначе тоже окажешься схваченной по доносу этого предателя. – И направился прочь до того, как собеседница успела ответить.
Аарон наклонил голову в ту сторону, прислушиваясь, как затихают шаги, но затем, словно ощутив на себе взгляд Джоанны, повернулся к ней и напряженно осведомился:
– Ну, вы собираетесь меня допрашивать, или так и будем стоять здесь, по-видимому, на потеху толпе зевак?
Она поняла, что Аарон не отрицает обвинений. Означало ли это, что они правдивы? Что он действительно донес на собственную мать, передал ее в руки палача?
– Идем, – тихо сказал Том. – Мы подготовили одну из комнат, где запирается дверь.
Когда они зашагали к задней части лодочной станции, что-то побудило Джоанну поднять глаза. К ним направлялся Ник. Их взгляды встретились. От выражения его лица у нее перехватило дыхание.
– Я догоню, – сообщила она Тому, неохотно выпуская руку Аарона. – Не начинайте допрос без меня, ладно? Мне нужно проверить, как там Ник.
Прежний капитан футбольной команды преобразился. И не только из-за одежды этой эпохи, состоявшей из рубашки рабочего с жилетом и коричневого кепи, но и из-за особенно опасного вида. Привлекательное лицо после плена выглядело резче, а синяк на щеке придавал схожесть с бойцом, каким Ник когда-то был.
– Что сказал врач? – спросила Джоанна.
Он с легкой насмешкой изогнул брови, но все же ответил:
– Самое серьезное повреждение – ушиб ребер. Ничего не сломано.
– Звучит болезненно.
В глазах Ника промелькнула обида, прежде чем черты лица снова застыли в холодной маске. Он будто и хотел бы поверить, что Джоанну заботило его состояние, но не мог. Она обхватила себя руками, испытывая горькое одиночество. Они находились совсем близко друг от друга, и в то же время далеко как никогда.
– Может, спросишь уже то, что тебя по-настоящему волнует? – сухо проговорил Ник.
– Мы пока союзники? – выдохнула Джоанна, снова вспомнив клумбы в Холланд-Хаусе и кровь, запятнавшую цветы.
– Я дал слово, – ответил он низким, опасным тоном, точно рычание льва. – И даже если бы не дал, то все равно понимаю, что сейчас важно. Мы не можем допустить появления мира, где правят монстры. И должны помешать Элеоноре. А до тех пор мы на одной стороне.