Он сказал, что до тысяча девятьсот двадцать третьего года еще достаточно времени. Вот только в прошлый раз все получилось совсем иначе.
– Когда я уничтожила героя, – начала объяснять Джоанна, поймала на себе взгляд Ника и запнулась на мгновение, однако продолжила: – Когда я уничтожила его, то изменилось не только будущее, но и прошлое. Все сразу.
Она отмотала назад жизнь возлюбленного, стерла совершенные им действия и вернула семью. Новая хронологическая линия поглотила старую в одну секунду целиком, от начала до конца.
– Что ты имеешь в виду? – Аарон нахмурился.
– Она имеет в виду, что у нас нет времени, – пояснил Том. – Что реальность может измениться в любой момент без предупреждения. А мы даже не узнаем об этом. Ну, кроме Джейми.
– Когда мы говорили с Элеонорой, у меня создалось впечатление, что она уже близка к осуществлению планов, – прокомментировал Ник, выпрямляясь.
– Она сказала, что все уже приведено в движение, – вспомнила Джоанна и отчетливо представила, как их противница переносится в тысяча девятьсот двадцать третий год и совершает изменение, которое запускает цепь событий, и те вытесняют окружающую действительность, превращая в жестокий мир, где правят монстры.
– Видимо, отдыхать нам не придется, – резюмировал Ник.
Пока омнибус трясся по улочкам Лаймхауса, компания составила список самых необходимых вещей. Том провел пальцем по строчкам.
– Чтобы купить некоторые позиции, придется посетить черный рынок. – Затем зачитал пункты вслух: – Одежда, оружие, оборудование для слежки… – Почесал в затылке и добавил: – И время для путешествий. Нам оно понадобится, чтобы попасть в тысяча девятьсот двадцать третий год.
Его слова вызвали приступ дурноты. Джоанна понимала, что потребуется переместиться более чем на тридцать лет вперед – каждому, – но загнала мысли об этом в самые глубины сознания, не позволяя себе думать о том, где они достанут столько времени.
Ник тоже явно испытывал дискомфорт от обсуждения, судя по резким движениям и прерывистому дыханию. Том не мог этого заметить, однако посмотрел на опасного союзника, за которым с подозрением наблюдал от самой лодочной станции.
– Я все хотел спросить, – обратился Ник к Аарону. – Ты переместил меня с помощью наруча в эту эпоху. Люди могут путешествовать только таким способом?
– Вообще-то я всегда думала, что люди совсем не могут путешествовать, – нахмурилась Рут. – С наручем или без него.
Джоанна попыталась уложить в сознании новую информацию. В прежней хронологической линии Ник перемещался во времени, но никаких татуировок или приспособлений на нем не было. Он так и не раскрыл свой способ, лишь сказал, что путешествует не так, как монстры. Не подвергая опасности человеческие жизни.
– А как работает наруч? – поинтересовалась Джоанна у Аарона.
– В нем содержится определенное количество лет, – ответил он. – Почти как в жетонах.
– В моей коже сейчас впечатано время человеческих жизней? – Она с ужасом посмотрела на свое запястье, исполняясь еще большей ненависти к золотистой отметине. Захотелось схватить нож и вырезать отвратительную татуировку или выцарапать ее ногтями из себя. – Сколько? Чьи они?
Взгляд Аарона на секунду стал чересчур пронизывающим. Наконец он сказал:
– Я не могу точно определить без контроллера, сколько там осталось. Но, насколько помню, у вас обоих потрачено почти все. Нужно будет достать еще.
Джоанна повернула запястье наручем вниз, чтобы не смотреть на него. Без управляющего устройства она так и останется привязанной к этому времени. Но даже если удастся раздобыть новый контроллер… Она едва сдержала еще один приступ тошноты. Последние два перемещения – в будущее и сюда, в тысяча восемьсот девяносто первый год, – произошли помимо воли. На этот же раз придется сделать уже сознательный выбор потратить чье-то время жизни.
Они с Ником сидели, притиснутые друг к другу, поэтому Джоанна почувствовала, как напряглись его мышцы. О чем он сейчас думал?
Вся компания сошла с омнибуса возле дока Риджентс-канала – настоящего хаоса барж и парусных судов, вокруг которых толпились моряки в синей форме и рабочие порта, борясь друг с другом за ограниченное пространство. Тяжелые грузы – бревна, мешки с углем и огромные валуны – докеры перетаскивали с кораблей на причал, выкрикивая указания.
Том направился прямиком к живописному разноцветию лодок Хатауэев, привязанных в дальнем конце пристани, и через десять минут вернулся с узким ярко-синим суденышком, которое тянула впряженная лошадь. На борту красовались название «Василек» и знакомый символ двуглавого пса, а также узор из за́мков и роз. Цветок, по-видимому, считался распространенным мотивом для изображения на лодках в этом времени, однако Джоанне он напомнил о гербе Элеоноры – стебле с шипами, – заставив невольно поежиться.