- Начнем с того, что я никогда его не ел.
Его мать была в другом конце комнаты и намазывала консервированный сыр пименто на палочки сельдерея. Она ткнула в него ножом.
- Твоя лесть ни к чему тебя не приведет, - поддразнила она.
- Посмотрим. - Рассмеялся он.
Он потянулся за ложкой, но Труви сказала:
- Оуэн, не давай ему есть! Если он начнет пробовать сейчас, то ничего не останется, и у него будет болеть живот до конца вечера.
- Мне было десять, когда это случилось. Думаю, я усвоил урок.
- Сомневаюсь в этом.
Он покачал головой, давая мне понять, что они давно играют в эту игру.
- Она никогда не позволит мне забыть об этом.
- Разве можно ее винить?
Он улыбнулся мне, его глаза были яркими и озорными, и мое сердце совершило какой-то акробатический прыжок в груди. Я до смешного остро осознавал, как близко он был. Это был самый тесный физический контакт, который у нас был со времен Хэллоуина, и я был в восторге от его руки на моей спине и от того, как его бедро коснулось моего. Он снова наклонился над сковородой, чтобы вдохнуть пар, поднимающийся от соуса.
- Я люблю этот запах.
А я люблю тебя. Мысль пришла непрошеная, такая странно неуместная и в то же время такая сильная и правдивая, что на мгновение я забыл помешать клюкву.
Я любил его. Мне нравилось, как он улыбался, и как он поддразнивал, и как он обожал свою мать. Мне нравилось все в нем, и в его семье, и в этом дне. Я чувствовал себя как дома. В мире. Полностью цельным, любимым и принятым. Но я не мог этого сказать. Я не мог выразить это словами. Вместо этого я сосредоточился на соусе, на приятных запахах сахара, корицы и спелых, терпких фруктов.
Он был прав. Пахло потрясающе.
- Как День благодарения и Рождество в одном флаконе, - сказал я.
Его улыбка стала шире. Его рука задержалась на моей спине, почти переходя в ласку. На полсекунды я подумал, что он собирается поцеловать меня на глазах у своей матери.
Я испытал одновременно разочарование и облегчение, когда он отошел.
Еда была великолепной. После, мы все сидели за столом, слишком сытые, чтобы есть дальше, но и спать пока не хотелось.
- У меня есть идея, - сказала Труви, поворачиваясь ко мне и Джун. - Почему бы вам не поиграть для нас?
- Прямо сейчас? - спросила Джун.
- Почему бы и нет? Мы пропустим концерт, но, по крайней мере, услышим ваше выступление.
У меня подскочило давление, как всегда, когда я думал о концерте.
- Н-н-нет, - пробормотал я. Но Джун уже схватила меня за руку и потянула к пианино.
- Это так неловко, - пожаловался я, когда мы сели на скамью.
- Это не так! Это всего лишь моя семья. Кроме того, это будет хорошая тренировка. Мы не играли ни перед кем, кроме Ника и Амелии. Это будет похоже на генеральную репетицию.
С такой логикой было трудно поспорить, как бы мне этого ни хотелось. И вот мы сыграли.
В первый раз я несколько раз промахивался.
- Видишь? - Я зашипел на Джун. - Это ужасная идея!
- Это была пробная попытка. Теперь мы разобрались с недостатками. Давай повторим. - Так мы и делали, снова и снова на протяжении всего оставшегося дня. В конце концов, я был рад. К концу вечера я мог сесть с Джун и сыграть эту песню, не чувствуя, что у меня может начаться учащенное дыхание. После этого концерт показался мне чуть менее пугающим.
Они уехали около девяти вечера, Джун отправилась домой, в свою квартиру, а их родители - в свой номер в отеле. Без них в квартире Ника было на удивление тихо и пусто.
- Мне определенно нравится твоя семья, - сказал я.
Он улыбнулся, его взгляд был отстраненным, но счастливым, и я понял, что он думает о них.
- Мне они тоже нравятся.
- Твоя мама отлично готовит.
Он приподнял брови, поддразнивая меня.
- А я нет?
- Твоя мама не боится добавлять соль.
- Вполне справедливо. - Он рассмеялся. Его улыбка смягчилась. В ней появилось что-то нежное. - Я рад, что ты был здесь.
Мое сердце замерло, и я опустил голову, не зная, что ответить. Я тоже рад, что я здесь. Ты прекрасен. Давай перестанем быть такими одинокими. Но я ничего не сказал. Мы сидели в тишине, оба уставившись в телевизор, хотя я не был уверен, что мы его смотрим.
Это было смешно, то, как мы внезапно напряглись. Мы сидели бок о бок на диване, как это часто бывало, но мне казалось, что мы балансируем на краю обрыва, наклонившись вперед и глядя на пропасть. Я ощутил сладостный зов притяжения.
Он положил руку мне на плечо. Мое сердце бешено заколотилось, когда он притянул меня к себе.
- Ник? - Прошептал я.
- Ш-ш-ш, - успокаивающе произнес он, обнимая меня. Он погладил меня по волосам и поцеловал в макушку. - Только это, хорошо? Я скучаю по этому.
Я закрыл глаза и проглотил комок в горле. Как он мог делать меня таким счастливым и в то же время таким печальным одновременно?
- Все в порядке? – спросил он. - Если ты не хочешь...
- Это хорошо. Я тоже скучаю по этому. - Я прижался к нему, вздыхая от ощущения его рук, обнимающих меня. Мягкое прикосновение его губ к моим волосам. Он был сильным и теплым, и от него так хорошо пахло. Все это было душераздирающе удобно и знакомо.
Только это.
Этого достаточно, подумал я.
На данный момент.
В ПЯТНИЦУ после Дня благодарения погода испортилась, и по мере того, как темнело небо, портилось и настроение Ника. Он выглядел подавленным, и я понятия не имел почему. Он старался изо всех сил поддержать свою семью, но я чувствовал, что за его веселой внешностью скрывается горе. В предыдущие дни я чувствовал близость с ним, но теперь он снова был отстраненным, хотя и по-прежнему дружелюбным. Я подумал, не связано ли это с тем, что мы обнимались на диване прошлой ночью, но заподозрил, что за этим кроется нечто большее.
Труви, казалось, тоже чувствовала его настроение, и несколько раз я замечал, как она наблюдает за ним, и выражение ее лица было таким же страдальческим, как и у него. Когда им пришло время уходить, он обнял мать так крепко, что я испугался, как бы он не причинил ей боль. Я с удивлением увидел слезы на его щеках.
- Ты ведь приедешь на Рождество, да? - спросила она его, вытирая слезы, как сделала бы любая хорошая мать.
- Я бы не пропустил его.
- Ты же знаешь, что можешь взять с собой Оуэна.
Он кивнул, но я видел, что лучше ему от этого не стало. Это подтвердило то, что я уже подозревал: я был лишь малой частью того, что его беспокоило.
Труви, однако, не пришлось удивляться. Труви знала.
- Милый, - сказала она, дотрагиваясь ладонями до его щек, - перестань. Ты здоров сейчас и будешь здоров позже. У нас будет еще много других праздников.
- Мы этого не знаем.
- Я знаю, - сказала она. И снова поцеловала его. - Увидимся на Рождество.
ДЕКАБРЬ обрушился на нас с минусовыми температурами и мокрым, обильным снегопадом, который сорвал все оставшиеся листья с деревьев и повалил ветки на землю. Мы с Ником продолжали выгуливать его собак каждый вечер после ужина, дрожа от холода, обхватив себя руками, чтобы согреться, но тот дух товарищества, который был у нас в День благодарения, исчез. Я начал замечать, как он наблюдает за мной. Иногда мне казалось, что он ждет, когда я подойду к нему поближе, возьму его за руку, но иногда он выглядел испуганным. Иногда мне казалось, что я вижу облегчение в его глазах, когда я желаю ему спокойной ночи.
Мне потребовалось несколько дней, чтобы собраться с духом, но однажды вечером, когда мы сидели бок о бок и смотрели телевизор на его диване в окружении собак, я смог выдавить:
- Я бы хотел, чтобы ты поговорил со мной.