И она шла все дальше и дальше, и остановиться не могла никак, потому что в лощинке все было так зачарованно, так просто волшебно, что нужно было обязательно идти дальше, все это смотреть и впитывать. И Бина шла, и шла, и изо всех сил оглядывалась, чтобы все запомнить как следует. (Потому что ведь неизвестно когда она еще потеряется. Может быть не потеряется больше ни разу, а разве попадешь в такое волшебное место, если не потеряешься? Вот тоже кстати, взрослым этого не понять, наверно. Даже маме, и папе даже.)
Но вдруг впереди, шагах в двадцати, произошло непонятное. Огромное дерево, которое стояло себе и стояло тут, наверное, лет триста (а может быть больше, огромное ведь, просто ужас какой-то), заскрипело и стало медленно падать вниз. Оно рухнуло прямо поперек тропки, загородило дорогу, и снежное облако долго еще перекатывалось в лиловом сумраке. Когда, наконец, встревоженный снег успокоился, Бина осторожно подбежала к дереву и осторожно его потрогала.
— Ух ты! Вот это да! Вот это ничего себе!
И призадумалась.
— Мамочка... Дальше, значит, идти нельзя?.. Папа ведь говорил, что Горы обязательно скажут, если где-то вдруг будет опасно, и туда нельзя будет дальше идти. Ой мамочка! Там, наверно, опасно! — Бина в завороженном ужасе вглядывалась во мрак за упавшим деревом. — Интересно, а что там такое? Что же там может быть? Интересно, просто ужас какой-то...
Она стояла, стояла, но холод снова стал забираться под шубку, и Бина решилась.
— Дедушка Мороз, миленький! А можно, я только чуть-чуть посмотрю, только совсем чуть-чуть, и сразу домой! Я понимаю, понимаю, дальше идти нельзя, я же не дура. Правда, я потерялась, ну да, но все равно, все равно... Я ведь только чуть-чуть посмотрю! Я только одним глазком, и сразу назад...
Она подбежала к дереву и перекарабкалась на другую, страшную сторону. Остановилась, замерла, вжав голову в плечи.
— Ой мамочка... — Сделала три напуганных шага, остановилась, потом еще пару шагов. — Как страшно!.. Как интересно!.. И страшно... А интересно...
Из глухого сумрака дохнуло вдруг ледяным холодом. Щеки и брови выстыли враз, и Бина схватилась за них холодными жесткими рукавичками. Она вдруг почувствовала как занемели пальцы, и кончики стали покалывать.
— Ой мамочка! Пойду-ка я, наверно, назад! Что-то там, кажется, такое, что просто ужас какой-то...
И она бегом вернулась к упавшему дереву, и перекарабкалась на свою сторону, и на прощание обернулась и посмотрела в ужасный холодный мрак, и побежала назад, ко входу в удивительную лощинку (пусть тут так страшно, и жутко, и холодно, и ужасно, но все равно, лощинка просто необыкновенная, просто какая-то замечательная).
И Бина добежала до дерева — пушистые лапы-ветки дружелюбно торчали над тропкой и тихо качались в наступившей ночи — и выбежала на небольшой простор своей ложбинки. И вдруг остановилась, в ужасе, и взвизгнула, и подпрыгнула, и прижала ладошки к щекам.
— Ой мамочка!!!
Чуть в стороне, почти сливаясь с вечерним сумрачным снегом, сидел огромный, лохматый, ушастый, пушистый и вообще просто какой-то необыкновенный настоящий волк. На мудрой усатой морде неярко и спокойно светились глаза.
— Мамочка... Это же волк!!! — Бина не знала, что ей и делать: бежать, плакать, кричать, или еще что-нибудь. — Настоящий! Ну что же это такое! Ну почему меня все хотят съесть, сегодня! Ну почему у меня сегодня все так по-дурацки! Ну что за дурацкий день... — Она все-таки не удержалась, заплакала. — Ну почему я такая вредная и непослушная... Мама и папа думали-думали, что я у них большая и умная... А я дура. Убежала, как девчонка какая-то. Ну и правильно. — Бина всхлипнула и вытерла нос. — Ну и правильно, что я потерялась. Так мне и надо. Буду знать. Дура. И пусть волк меня съест. И правильно. Надо слушаться взрослых. Жалко, конечно, жизнь как-то не получилась... Но теперь-то что, поздно реветь... Раньше надо было чесаться. Дура.
Она стояла и терпеливо ждала, когда волк наконец придет и начнет ее есть. Она ждала, ждала, и стала уже замерзать, но волк сидел и смотрел на нее (только два раза вильнул хвостом). Бина, наконец, не сдержалась.
— Волк! Когда ты будешь меня есть? Ну? Я ведь замерзла уже! Холодно ведь ужасно, ешь быстрее ведь! — Она вздохнула и помолчала. — Или ты сегодня уже поужинал? Что-то мне тоже есть так вдруг захотелось... Сейчас бы чашечку чая вкусного... И бутербродика хотя половинку бы... С сыром таким, там еще дырки, вкусные... Ну что такое! Что же я так вдруг проголодалась-то. Вот тоже еще наказание.