Лавров ответил:
— Я в бане не был, от дождя здесь прячусь.
Ольшанский хитро подмигнул ему:
— Брось ты, от дождя! Невеста уехала, а ты сюда?
Лавров нахмурился, но Ольшанский с беззаботной ухмылочкой уже шел к длинному столу, где гладили белье.
— Что, мое готово? — спросил он.
— Да, сейчас… — И, ставя утюг на подставку, женщина сняла с полки комплект. — А эта, случаем, не ваша? Лишняя чья-то у нас.
Она держала рубашку за плечи. Ольшанский посмотрел, повертел ее, потер между пальцами рукав и сказал:
— Моя. Давайте и ее заодно.
Потом он вздрогнул. Лавров не видел его лица, но видел, как тот дернулся всем телом. Лавров знал: он только сейчас понял свою ошибку. Он стоит сейчас, заворачивая свое белье, и лихорадочно соображает, что ему делать. Он сейчас испытывает больше, чем растерянность и испуг. — ему не понять, как эта рубашка попала сюда.
Ольшанский быстро обернулся, и столько кричащего ужаса было в его расширенных зрачках, что у Лаврова больше не оставалось сомнений…
Но увидел Ольшанский только равнодушного, будто ничего не заметившего и ни о чем не догадывавшегося Лаврова, который даже показывал ему рукой на дверь:
— Ну, что ж ты там задержался? Пойдем, нам по пути до бани.
Лавров знал: если сейчас не арестовать Ольшанского, он удерет, — он напуган, он понял, что выдал себя с головой. Пока что можно не волноваться: днем из расположения лагеря Ольшанский тайком не выйдет.
Лавров позвонил с город, Курбатову, но к телефону подошел кто-то незнакомый. На вопрос, можно ли попросить майора Курбатова, тот, незнакомый, ответил, что Курбатова вот уже несколько дней нет в городе, а если нужно что-нибудь сообщить, он, полковник Ярош, в курсе всех дел…
Лавров назвал себя. Ярош молчал, выслушав Лаврова, и молчал так долго, что Лавров спросил:
— Вы все расслышали?
— Да, всё, спасибо.
— Что делать дальше?
— Дальше? — медленно повторил вопрос Ярош. — Дальше ничего не делайте.
— Но ведь он удерет!
— Теперь никуда не удерет, не бойтесь. Я понимаю, вам хочется все сделать самому до конца, но у нас свои соображения. Вы поняли меня?
— Слушаюсь, товарищ полковник, — ответил Лавров и еле попрощался с Ярошем.
Как всё получилось: распознал, вывел на чистую воду и — нате вам, сиди сложив ручки. Хотя, конечно, там видней…
Вернувшись в батальон, он услышал резкий и потому незнакомый голос. Лавров остановился и прислушался:
— …Я спрашиваю вас, кто виноват в этом?
— Товарищ майор, может, это ошибка вышла.
— За такие ошибки отвечают, старшина, это вам хорошо известно.
Неподалеку стоял хмурый, туча-тучей, Москвин, командир второй роты, носком сапога выковыривая из земли какой-то камешек, и перед ним — Шейко, бледный и тоже хмурый. Лавров подошел и спросил глазами: что произошло? Москвин досадливо отвернулся. Что произошло? Чепе, вот что, — чрезвычайное происшествие. Пять бронебойных патронов, вся обойма, исчезли во второй роте. Лавров вздрогнул, словно его ударили:
— Как?
— Расскажите, старшина!
Шейко повернул к Лаврову свое доброе, мягкое лицо, но на этом лице легли возле рта жесткие складки, и Шейко заговорил, с трудом, будто нехотя разжимая рот:
— Стреляла вся рота. Патроны выдавал сержант Анохин. Он же принимал по счету обоймы со стреляными гильзами. И кто-то подал ему обойму с гильзами от простых патронов…
— Вы понимаете? — обернулся к Лаврову Москвин. Тот кивнул, не сводя глаз со старшины.
— Что дальше?
— Дальше… Ну, дальше, я заметил подмену.
— Вызовите-ка сюда Анохина, — приказал Лавров. — Чего ж мы здесь стоим, дождь всё-таки.
Анохин вошел и остановился у входа в палатку. Шейко протиснулся за ним и встал рядом. Что мог добавить Анохин? Да, это гильзы от простых патронов.
— А вы что смотрели? — накинулся на него командир роты.
Москвин остановил его:
— Не надо. Взыскание наложим после.
— Кто из офицеров стрелял новыми, бронебойными? — вдруг неожиданно спросил Лавров.
Москвин молча взглянул в его сторону, а командир роты пожал плечами. Но Анохин ответил, нимало не задумываясь, что стрелял и товарищ капитан, и все командиры взводов, и двое из штаба полка приезжали специально, и командир транспортной роты…
— Ольшанский? — тихо сказал Лавров.
— Так точно.
— Продолжайте. Все они вернули гильзы?
— Так точно. Они, гильзы, стало быть, у меня в плащ-палатке были, ну, туда их и кинули тоже.
— Это-то ясно, — нетерпеливо перебил Анохина Москвин. — Можете идти… Ч-чёрт, придется писать рапорт, пошла неприятность! Завтра уже будут знать в округе. И в такое время… Ночью приказано выступать всей дивизией к месту учений.