Я вышел проверить позиции нашей артиллерии, расставленной возле переправы. И взгляд мой метался между пушками, огнями костров и темным горизонтом, за которым скрывались грозные силы французов, готовые обрушиться на нас. На переправе пока все шло своим чередом. Но, я понимал, что за временным спокойствием может скрываться буря, и каждая минута ожидания словно бы натягивала внутри меня тугую струну, готовую, казалось, порваться. В этот момент я еще раз вспомнил о прекрасной баронессе, которая полагалась на меня, на мою решимость и мужество. Я для нее был не просто военным, а единственным любимым защитником. И понимание этого придавало мне сил. Я знал, что ради Иржины смогу преодолеть любые трудности. В этот момент в моем сердце зародилась решимость: что бы ни случилось, я буду сражаться за эту женщину до конца.
Эвакуация из чумного монастыря продолжалась успешно, когда разведчики принесли тревожные вести, что французы все-таки активизировались и, вроде бы, собираются выдвигаться из своего бивуака, несмотря на темноту. И я ощутил, как сердце забилось быстрее. Весть о приближении французов была как холодный душ, обрушившийся на меня в тот момент, когда я уже начал надеяться на мирную ночь. Впрочем, я с самого начала знал, что маршал Мюрат не просто так отправлял своих разведчиков в нашем направлении. Его умение маневрировать на поле боя, как и талант обманывать противника разными уловками, как и знаменитое фанфаронство и позерство Мюрата, стали легендой, которую помнили и в двадцать первом веке. И вскоре мне предстояло столкнуться с этим знаменитым военачальником, командовавшим резервной кавалерией Наполеона, в смертельной схватке.
Я поспешил к своему командирскому шатру и разбудил Федора Дорохова. Поручик как раз проспался после попойки, и выглядел гораздо лучше. К нам присоединились и австрийские офицеры, которых прикомандировал к нашему отряду граф. Озаренные теплым светом пламени походной печурки, лица четверых австрийских офицеров, присланных нам в помощь графом Йозефом вместе с двумя полнокровными ротами австрийских солдат, с артиллеристами и стрелками, выражали волнение, но и решимость. Каждый из них понимал, что предстоит весьма непростое дельце.
Я удивился, увидев среди них барона Вильгельма фон Бройнера и, заметив мое удивление, этот рыжий майор сказал мне:
— Я не хочу, чтобы вы, князь, подумали, будто бы я трус. Я поразмыслил о том, что произошло. И я чувствую себя неловко после той попойки. Но, я не желаю выглядеть в ваших глазах негодяем. Потому я сам вызвался добровольцем, чтобы поступить в ваше распоряжение и прикрывать переправу вместе с вами, вопреки мнению моего дядюшки, который опасается за мою жизнь, словно заботливая мамаша. Он сам уже пересек реку и едет в Здешов со своими почтовыми голубями. Мы же здесь для того, чтобы удерживать переправу до тех пор, пока и войска эрцгерцога Фердинанда не перейдут по мосту на другой берег. Сейчас Фердинанд ждет свои отставшие части. Но, я надеюсь, что он все же успеет переправиться.
— Господа, не скрою от вас, что оборона этой переправы имеющимися силами против войск маршала Мюрата, превосходящих нас числом во много раз, обещает нам большие потери. Шансы призрачные не то, что на победу, а даже на то, что мы сможем уйти живыми с поля боя. А потому, если кто-то из вас желает последовать за графом Йозефом, то еще не поздно сделать это, — сказал я, внимательно вглядываясь в лица австрийских офицеров.
С моей стороны это была проверка. Но, ни один из них не дрогнул. Хотя все присутствующие хорошо понимали, что я говорю, как есть, ничего не приукрашивая. Вильгельм сказал за всех своих товарищей, поскольку был самым старшим по званию:
— Мы не можем позволить себе паниковать! Французы могут быть сильны, но они не знают нашего боевого духа, нашего единства. Мы же теперь сражаемся не просто за нашу землю, а за возрождение Великой Моравии!
Взгляд австрийского майора встретился с моим, и в его глазах я увидел ту же решимость, что присутствовала и в моем сердце. И Вильгельм произнес, обратившись ко мне:
— Князь, мы с вами союзники, братья по оружию. А потому все мы сейчас связаны одной нитью, которая не может быть разорвана страхом перед могуществом неприятеля. И я знаю, что если мы будем действовать слаженно, то сможем одержать победу.
Утвердившись в том, что предстоит действовать сообща, австрийские офицеры начали вносить предложения по организации обороны. Мы согласовали расстановку артиллерии, расположение стрелков и укрепление позиций на флангах. Каждый австрийский офицер, переданный в мое распоряжение, знал, что его жизнь теперь зависит не только от его личной храбрости, но и от того, как мы сможем сработаться. Но, меня радовало, что мы начали работать вместе быстро и слаженно, без всяких споров и препирательств, а каждый австрийский офицер четко знал свою роль.