— Тогда у нас больше нет времени для колебаний. Мы должны начинать решительно действовать прямо сейчас. Граф, пошлите ваших голубей с приказом уничтожать и других Габсбургов, которые станут пытаться занять трон после смерти Франца. За Великую Моравию!
— За Великую Моравию! — воскликнули бароны в унисон, и их голоса эхом отозвались в холодных стенах рыцарского зала, словно предвещая начало новой эпохи.
Из всех собравшихся нашелся самый рьяный, тот старый и лысый барон, который предлагал немедленно захватывать города. Он сказал:
— И детей Габсбургов тоже нужно уничтожить!
— Оставьте эту мысль, барон Томаш! Я всегда прислушиваюсь к вашему мнению, потому что ваш род Моймировичей — один из самых старинных и почтенных в Моравии, но желать смерти детям, это уже слишком! Мы все-таки не мясники, — осадил граф жестокий порыв барона.
— Габсбурги всегда сильно досаждали нашему роду. Многих из моей родни сгубили по их приказам. И потому я хочу отмщения. Мне кажется, что сейчас самое время для этого, — проговорил старик Томаш.
Все прочие бароны хоть и промолчали, но кое-кто из них все-таки закивал одобрительно.
— Мы навсегда себя опозорим, если пойдем на такое, — сказал эрцгерцог Фердинанд.
— Я знаю, что вы тоже их крови, — тихо проворчал Томаш. И добавил громче:
— Но, мое желание мстить, разумеется, не распространяется на вас, эрцгерцог. Вы все же дальняя родня этих преступников. А потому не имеете к ним прямого отношения. Что же касается правящих Габсбургов и их наследников, то я бы взял грех на душу и своими руками передушил их детей, лишь бы они не получили вновь корону Австрии.
— Прошу вас оставить подобные мысли. Вы толкаете всех нас на ужасное преступление. От детей Габсбургов нет никакой опасности, во всяком случае, пока они не претендуют на власть, — возразил граф Йозеф.
— Но, они станут претендовать. Обязательно станут. И я даже уверен, что над еще незахороненным телом Франца уже началась грызня претендентов на престол, — гнул свое старый барон Томаш Моймирович.
В рыцарском зале снова повисло напряжение. На длинном столе между картами и документами, подготовленными к этой встрече, стояли разные вкусные угощения: выпечка, сладости, фрукты из оранжереи и вино, но никто не притрагивался к ним. Каждый из собравшихся чувствовал, что на кону стоит не только их будущее, но и судьба всей страны.
— Мы не можем позволить себе быть слепыми перед угрозой. Ведь дети наших врагов быстро растут! — не унимался старый барон.
— Мы не можем позволить себе стать чудовищами, как те, против кого мы боремся! Мы должны действовать более терпеливо, не давая волю эмоциям, — продолжал свою линию граф Йозеф, и его надтреснутый командирский голос напомнил глухой удар молотка.
— Терпеливо, вы говорите? — усмехнулся барон Томаш, и его лысая голова блестела от пота. Он посмотрел прямо в глаза графу, проговорив:
— Излишняя терпеливость — это как раз то, что привело нас к этому моменту! Мы все слишком долго терпели, хотя прекрасно знаем, что Габсбурги, даже в своей юности, уже плетут интриги. Их кровь — это яд, и единственный способ избавиться от него — это выжечь корень!
— Если мы станем убивать детей, чтобы только освободиться от страха, что они когда-либо могут вернуться к власти, то разве обычные люди пойдут за нами? Да весь народ только отвернется от нас, узнав такое! Я уже не говорю о том, что подобное убийство лишь приведет к новому циклу ненависти и кровной мести. Мы должны найти другой путь! — вмешался эрцгерцог Фердинанд, и его голос был полон усталости. Барон Томаш, чрезмерно жаждущий крови, уже утомил его.
— Какой еще другой путь? Вы хотите, чтобы мы молча ждали, пока наследники Габсбургов вырастут и станут сильнее? Но я не желаю ждать, пока они станут нашими врагами! Потому нужно устранять их сейчас, одного за другим, пока не истребим их всех! — голос Томаша стал еще более резким, как скрип ножа по камню.
В зале повисла тишина, прерываемая лишь треском дров в огромных каминах. Некоторые бароны начали перешептываться, их взгляды метались между Томашем, графом и герцогом. Наконец, решил высказаться виконт Леопольд Моравский. Толстяк поднялся с места, и его голос дрожал от волнения:
— Я согласен с эрцгерцогом и с графом. Если мы убьем детей Габсбургов, то что скажут о нас люди? Мы сами станем зверями в глазах нашего народа! Мы же, напротив, должны стать примером для людей, а не подобием тех, кого мы хотим свергнуть!