Его опыт и знание местных условий часто помогали мне увидеть то, что я мог упустить. Вместе с Томашом Моймировичем мы составляли неплохую команду. И я верил, что наши совместные усилия помогут удержать позиции и одержать победу над французами. А его влияние на других офицеров было неоценимо, поскольку он обладал авторитетом самого непримиримого патриота Великой Моравии. Все знали, что он в любых ситуациях руководствовался именно чувствами патриотизма, не боясь противопоставлять свои патриотические доводы холодному военному расчету главнокомандующего графа Йозефа.
Меня радовало, что моравские полки, несмотря на все испытания, сохраняли боевой дух, а на позициях царила атмосфера уверенности. Я посоветовал графу Йозефу ввести эту систему, как только мы с бароном Томашем вернулись в штаб обороны. Регулярная ротация, которую утвердили по моему предложению, давала возможность отдохнуть уставшим солдатам, а свежие подкрепления, меняя бойцов переднего края, придавали обороне устойчивость. Офицеры теперь знали, что работа в тылу четко налажена, и их обеспечат не только боеприпасами и провизией, но и новой еженедельной сменой солдат, отдохнувших в городе. И от этого настроение на передовых позициях улучшалось у всех. Ведь отдохнувшим людям гораздо больше верилось в победу!
Мои предложения о создании военно-медицинской службы с возможностями не только оказании первой помощи прямо на поле боя, но и ускоренной эвакуации раненых в городские лазареты, тоже были приняты и уже воплощались в жизнь. Ради этого мне даже пришлось публично заявить, что, мол, обучался одно время медицине в юности у одного профессора в Петербурге, который уже умер. Но, несмотря на то, что такое занятие считалось неблагородным и плебейским, никто из руководителей моравского мятежа не только не осудил меня, но все они даже обрадовались, что среди высшей знати появился наконец-то человек, способный отличить настоящих лекарей от шарлатанов и упорядочить оказание медицинской помощи раненым.
И никто из первых лиц моравской хунты не удивился, когда я предложил наладить на системной основе военно-медицинскую службу, включающую в себя санитарные подразделения переднего края, транспортную службу эвакуации раненых, госпиталя и центры реабилитации для выздоравливающих. Сам главнокомандующий одобрил мое начинание и предоставил мне соответствующие полномочия, назначив не только своим военным советником, но и начальником военно-медицинской службы. И я чувствовал, что становлюсь неотъемлемой частью этого маленького военного мира нарождающейся Великой Моравии, где каждое решение самой настоящей военной диктатуры или хунты, возглавляемой графом Йозефом, могло повлиять на исход противостояния с французскими завоевателями.
Вечером, когда морозный закат окрасил небо над долиной в багряные тона, граф Йозеф пригласил офицеров на ужин в честь рождественского сочельника. И меня, разумеется, позвали в числе первых. Величественный зал небольшого дворца, отделанного в стиле барокко и принадлежащего семье Бройнеров-Энкровтов, встретил гостей зелеными еловыми ветвями, которыми декорировали стены, а также небольшими елочками по углам, украшенными настоящими красными яблоками, подвешенными на нитках. В воздухе витал характерный запах хвои. От натертых до блеска паркетных полов пахло воском, запах которого еще более усиливался от многочисленных свечей в люстрах и канделябрах, отражавшихся в больших зеркалах настоящими зеркальными коридорами, загадочно уводящими взгляд куда-то в глубины зазеркалья.
Помимо старших офицеров, на торжество были приглашены и представители самых знатных семейств Здешова из гражданских. Гости приходили друг за другом, наверное, целый час. Их встречал сам граф, чисто выбритый и облаченный в новенькую парадную военную форму, он раскланивался с посетителями. После чего каждого из них провожали слуги, усаживая на то место, которое предназначалось возле длинного стола именно ему. А на столе, несмотря на военное время и на блокаду, устроенную Здешовской долине французами, наблюдалось изобилие угощений. Изысканные блюда и напитки, фарфор, хрусталь и столовое серебро сообщали гостям не только о богатстве графа, но и о его щедрости.