А дальше началось полное безобразие.
Нас совершенно по-хамски вытащили из машины. Пока один гаишник, с натруженным до семьдесят второго размера брюхом, проверял наши документы, другой шарил по салону. Заглянул во все сумки и папки, реквизировал все бумажное, отобрал камеру и выгреб кассеты из бардачка. После начал поднимать сиденья, заглядывать под чехлы, в инструментальный ящик, даже крышку бензобака отвинчивал.
А потом мы долгие часы отвечали на идиотские вопросы и писали объяснительные записки в местном отделении милиции.
Борцы за правопорядок трясли нас всерьез. Каждый из нас беседовал один на один с местным милиционером. И, между прочим, в разных комнатах. Вероятно, чтобы потом ловить нас на противоречиях. Но мы держались стойко, судя по реакции наших пленителей. Очень скоро оказалось, что главные враги - именно мы с Вэ-А. Я это сразу поняла по вопросам. Ясное дело, Алька с Женей - наемный технический персонал и просто претворяют в жизнь наши злокозненные идеи. За неправедные деньги.
Впрочем, никаких объяснений менты не слушали. Они, похоже, следили, как мы вместе с кандидатом катались по политическим и экономическим достопримечательностям города. Но обвиняли не в съемках политической рекламы, избави Бог. С первой же фразы второго тура беседы: "А где твое разрешение на проведение съемок?" стало ясно, что нас решили взять, как только мы появились в Дальнем Куте. И все остальные мои слова только "усугубляли вину". И что снимали здесь без разрешения, и вообще пребывали на территории стройки, "а это секретный объект". И все на ты, с хамством и криком.
Вот только хамством меня не возьмешь. Я становлюсь как еж - со всех сторон иголки, никого не вижу и в руки не даюсь. Наоборот, всегда делаю каменную морду и перед каждым ответом медленно отсчитываю несколько секунд.
Время уже подошло к одиннадцати, когда вместо "моего" мента появился другой. Он, тоже не представившись, с порога заявил:
- Пошли. Задержана. До выяснения.
Пока он вел меня куда-то вдоль полутемного грязного коридора, я думала: "Как там Димка? Что с ребятами? И вообще - как отсюда выбираться будем?"
* * *
Местные десятичасовые новости на канале "Семь-плюс" не вышли. Это был скандал, потому что известий ждал весь город. Вместо них выпустили в эфир репортаж "Милицейский взгляд на свободу слова". Диктор, подпрыгивая, как крышка на чайнике, рассказал, что в Дальнокутске местная милиция задержала съемочную группу, готовившую предвыборный ролик для кандидата в губернаторы Скуратова. Правда, напрямую это в вину журналистам поставлено не было, обвиняли их всего лишь в съемках без разрешения. Попросту говоря, съемки велись на территории, которую кто-то, ещё редакции не известный, считал своей и разрешения на съемки не давал. Все члены съемочной группы были арестованы и допрошены, аппаратура и автомобиль вместе со всеми отснятыми материалами так и остались в Дальнокутске. Точно так же, как остались там и сценарист передачи вместе с доверенным лицом кандидата. Оператора и репортера милиция отпустила, считая фигурами служебными, а потому маловажными.
Репортер, молодая привлекательная Альбина Никонова, едва вырвавшаяся из узилища, просто кипела от возмущения:
- Я прошла через унижения! Меня пытались лишить моего конституционного права на свободу слова! Меня ограничивали в моих профессиональных правах! Это не милиция, которая защищает честных граждан. Это - беспардонная частная полиция какого-то из туземных "крестных отцов", который дал команду остановить съемки на территории своего королевства. Такая наглость и произвол вызваны только одним - полной продажностью этих, с позволения сказать, органов правопорядка!
Она сделала небольшую паузу и продолжила:
- Однако уездный князек забыл, что в нашей стране действуют не только те законы, которые он устанавливает властью денег в своей вотчине. Мы, свободные журналисты телеканала "Семь-плюс", не боимся закона о диффамации. Зато хорошо знаем, кто приказал арестовать нашу группу и похитил наше съемочное оборудование и снятые материалы!
Трудно поверить, но одновременно этот же репортаж шел на конкурирующем телеканале "Саймон", радио "Саймон" также транслировало его.
Вместе со всем остальным городом его слушал в своей гостиной и Борис Олегович Дубов.
Уж он-то уловил истинный смысл этого репортажа без искажений. Он прекрасно понял, какие именно силы стоят за такими обычными, на первый взгляд, деяниями, как ограничение журналистских свобод.
Борис Олегович потянулся к телефону. Но потом раздумал и позвал помощника:
- Анатолий, будьте любезны, пригласите Алексея Глебовича. И свяжите меня, пожалуйста, с журналистами. Телефон Анна Георгиевна оставила в папочке с другими документами.
Кучумову он решил перезвонить позже, когда будет вся информация.
Глава 34
Песнь о Роланде
- - -
В этом году дежурить по Дальнокутскому райотделу двадцать второго февраля выпало начальнику следственного отдела Цимбалюку. Заступать под праздник, да ещё в субботу, никому не охота. Но праздничные дежурства были распределены ещё перед Новым годом, так что Роланду Федоровичу (или Хвэдоровичу, как говорили все вокруг с неубиенным местным акцентом) ещё повезло - могло ведь и двадцать третье выпасть. И хоть вроде уже и не праздник - какой там день Советской Армии и Военно-Морского Флота, где они теперь, та армия и тот флот? - а все же ломать традиции народ не любит, и на бывший праздник выпивает с не меньшим рвением, чем на снова вошедшие в моду Рождество и Пасху. Конечно, главное развлечение достанется лейтенанту Ковалю, который заступит в воскресенье с семнадцати, это ему придется разбираться с перебравшими бывшими и будущими защитниками отечества, а особо ретивых собирать по сугробам. Однако, как знал Цимбалюк по опыту, первые поступления начнутся часов с трех, так что и самому хватит.
С полудня ему удалось в соответствии с уставом удрать на отдых, и потому, когда он явился, как положено, в 16.45, сдающий дежурство капитан Чурилин совершенно огорошил его неожиданной новостью:
- В КПЗ находятся двое, задержанные за видеосъемки в неположенном месте, жители Чураева Колесников и Иващенко, кои выдают себя за мужа и жену...
- Чего-чего?!
- Да не-ет, Иващенко - баба. Зовут Анна Георгиевна.
- Ну, Григорий Иванович, ты уж как-то понятней формулируй, - перевел дух Роланд Федорович.
И то - чувство юмора у Чурилина было необъезженное и брыкливое, хотя службе в общем и целом не мешало.
- И в каком-таком неположенном месте они снимали? Неужели на "Сноповязе"?
Был в Дальнокутске такой заводик, "Сельхозмаш", который выпускал дисковые бороны, а параллельно с ними (и вдесятеро больше по валу) - что-то там по заказу Министерства обороны. Как любили шутить местные жители, "сноповязалки с укороченным взлетом и посадкой" (отсюда и бытующее в народе ласковое прозвание завода "Сноповяз"). Однако продукция эта представляла собой всего лишь комплектующие изделия, основная сборка велась на другом заводе, нынче оказавшемся за пределами независимой державы, и секретность на "Сноповязе" соблюдалась только по инерции. Как статья о валютных операциях в уголовном кодексе - чтоб применять по назначению вышестоящего врача.
- Не-е... Снимали они макулатурную стройку века и новый Рокфеллер-штадт на Ветряках.
Ветряками называлась окраина Дальнего Кута, расположенная на холме, где в давние времена действительно стояли ветряные мельницы, - ну чисто тебе Голландия, только с подсолнухами вместо тюльпанов. Последние годы облюбовали это место "новые куркули" - было оно чистое, ветерком продутое, в отличие от основной части городка, раскинувшейся на низком левом берегу реки Суслы, рядом с заросшей тростниками сырой поймой. До Ветряков комары не долетали, хотя весь город буквально терроризировали. Правда, самых зловредных анофелесов, от которых бывает малярия, вывели в тридцатые годы парижской зеленью. Жители же поселка на Ветряках спасались от капризов природы и других жизненных невзгод зеленью американской.
- Ты гляди, - покачал головой Цимбалюк, - совсем оборзели! И кто ж их на такие ответственные объекты натравил?