Дорн снова вышел из мозга, посмотрел на Аоллу, и приказал возвращаться. Огромная энергетическая структура из тел дорнцев распалась, вокруг зашумел шквал крыльев, набиравших высоту. Большинство дорнцев растворилось в воздухе, осталось только сопровождение и огромная сеть, на которой спала без всяких снов измученная женщина.
Через несколько часов Дорн связался с Линганом, доложив, что, в целом, он «заштопал» Вард-Структуру, а проведенная полная проверка поверхности тела показала, что оплодотворенных клеток было совсем немного, дорнцы насчитали не больше десятка, и можно думать — все нормально.
— Меня беспокоит только одна вещь, Линган, — сказал Дорн. — Как часто приходится делать повторное обезболивание после таких повреждений?
— На Земле обычно — каждые четыре часа.
— Аолла этого не выдержит, Линган. Ты себе вообще это можешь представить? — ужаснулся Дорн. — Я сожалею, но она поняла, что с ней делали, ведь Аолла была почти десять лет замужем, как ее обманешь? Сколько нужно времени разработать препараты для ее дорнского тела?
— Много, уже запрашивали, мы их десятилетиями разрабатываем и то бывают неудачи.
Линган растерянно сидел в кресле, не представляя, что делать. Не было никакой возможности в таком состоянии отправить Аоллу на Землю, но и оставлять ее на Дорне… «Вам прописано регулярное изнасилование исключительно в лечебных целях», — мысль из серии черного юмора пришла в его голову.
— Я не знаю, Дорн, поступайте, как сочтете нужным, — смог только ответить Линган.
— Вы должны понимать последствия таких наших действий, мы же будем вынуждены ее заставлять.
— И что?
— К тому времени, как Аолла попадет на Землю, боюсь, Линган, с ней, как с женщиной, будет покончено.
— В каком смысле?
— Любое прикосновение станет вызывать отвращение. Помимо этого будут проблемы с памятью, за короткий период мы все — и вы в том числе, несколько раз создавали в ее мозгу псевдореальность, и теперь у нее должна быть полная путаница в голове.
— Ты клонишь к тому, чтобы мы были готовы принять ее сумасшедшей?
— Правильно, именно это я и хотел сказать, — спокойно договорил Дорн.
Он оказался абсолютно прав. Аолла очнулась через несколько часов после операции, и возникла необходимость в повторном «обезболивании». Только на этот раз она прекрасно поняла, что они собираются делать, и оказала сопротивление. Ее изловили сетью и, связав, провели необходимую процедуру она дико кричала, хотя все знали, что больно ей не было. Два часа после этого Аолла спокойно спала, а еще через два часа все пришлось повторить.
Только через неделю она смогла примириться с ситуацией и перестала сопротивляться, после чего ей разрешили в небольшие периоды бодрствования летать в пределах клиники. Дорн, когда это позволял его загруженный график, старался находиться при «обезболивании», хотя присутствие любого постороннего дорнца вызывало у Аоллы приступ еще большего неприятия. Раз в неделю дополнительно проверяли тело на наличие оплодотворенных клеток и сейчас, во время этого, ей стало не до сна от отвращения, которое вызывали мягкие прикосновения мужчин к ее телу.
Как-то через месяц Дорн нашел ее сидящей на краю обрыва, расположенного недалеко от клиники. Аолла смотрела вдаль, и ее мысли были очень далеко от этого места. Почувствовав его, она сразу сжалась, хотя лично он никогда не делал ей «обезболивание».
— Разве пора? — Аолла испуганно посмотрела на него.
— Еще есть немного времени. — Дорну, как и всем мужчинам на планете, причастным к «лечению», было безумно жаль ее. — Я хотел сообщить тебе, что Совет принял решение оказать помощь Земле.
— Правда? Какой хороший сон. — У Аоллы было полностью нарушено восприятие реальности. — Я рада. — Но в ее мозгу не было никакой радости.
— Еще мы считаем, что ты можешь лететь на Землю, сейчас твоя психика справится с регрессией.
— Действительно, хороший сон, жаль, что это неправда, и на самом деле я никогда не смогу вернуться домой. — Аолла посмотрела на Дорна, взлетая. Мне пора, уже начинается боль, так страшно, Дорн, и не хочется в клинику.
Он проводил ее и снова присутствовал при «обезболивании», наблюдая, как длинные присоски двух мужчин отыскивают возбуждающие зоны ее тела и воздействуют на них. Аолла отчаянно кричала, но не пыталась сопротивляться, а Дорн ломал голову над тем, как скорее прекратить все это и отправить ее на Землю. Единственное приемлемое и плохое для ее психики решение был обман, который еще больше должен был запутать ее голову.
В один из дней, разбудив Аоллу почти сразу после «обезболивания» и генетического обследования, когда она с трудом понимала, что происходит, Дорн отнес ее в камеру регрессии. Она непонимающе глядела на него.
— Тебе будет снится хороший сон, — сказал Дорн, помогая ей забраться в ванну с раствором. — Как будто ты проходишь регрессию и возвращаешься на Землю. Понятно? — Аолла смотрела на него огромными черными глазами и только мысленно улыбнулась.
— Понятно. — Она сосредоточилась, Дорн вылетел, включив аппаратуру и наблюдая за ней на экране. Все было нормально. Он сообщил на Землю, предупредив, что пришлось обмануть Аоллу.
Через восемь суток Аолла вышла из ванны в обычном человеческом облике и подошла к гиперпространственному окну. Энергетическая ткань откликнулась на его открытие, оплетая ее обнаженное тело. Она шагнула внутрь, очутилась на Земле и отшатнулась от протянутых рук Лингана. Все пять Советников встречали ее. Энергетическая ткань растаяла на ее теле, и Аолла, сильно стесняясь, хотя они видели ее голой много раз, поспешила одеться.
— Правда, хороший сон? — Аолла попыталась улыбнуться, и им стало страшно от того, что было в ее мозгу. — Очень хочется есть, можно? — Она вопросительно посмотрела на Лингана. Тот переглянулся с Креилом и махнул рукой.
— Ешь, какая теперь разница.
Аолла села за стол, но не могла есть, ее начинало тошнить. Все подумали, что пора делать ей обезболивание, только непонятно было, как заставить.
— Строггорн, можно попросить тебя уйти? — сказала Аолла, и все почувствовали ту боль, которую причиняло ей его присутствие. Он растворился прямо в воздухе, так ничего и не сказав. — Не могу есть, — сказала она и отодвинула тарелку. — Нужно принять душ. — Аолла встала, направляясь в ванную. Креил поднялся, чтобы ей помочь, он прошел за ней следом, но через несколько секунд тишину разорвал страшный крик, от которого Линган мгновенно оказался в ванне, выломав дверь. Креил неподвижно стоял, а Аолла отползала от него, пытаясь оказаться как можно дальше, и со страхом глядела в его в глаза.
— Что случилось, черт возьми? — Линган ничего не понимал.
— Я хотел помочь ей раздеться — и даже не прикоснулся к ее телу, и вот такая реакция. Это на меня, а ведь я ей, как брат, — растерянно пояснил Креил. — Что будем делать? — спросил он, уже выходя вместе с Линганом из ванны и прикрывая изуродованную дверь.
— Твое мнение? — спросил Линган.
— Мое мнение: нельзя делать никаких зондажей, никакого лазания в голову, полный покой и обезболивание. Все, — коротко ответил Креил, и все согласились.
Аолла вышла через полчаса, но посмотрев на свои руки, сказала:
— Может быть, плохо помыла? Опять грязные. — Она снова села за стол, и все уловили приступ тошноты, с которым Аолла с трудом справилась. — Все равно не могу есть.
— Аолла, девочка, — Креил говорил мягко. — Тебе нужно сделать обезболивание…
От одного этого слова ей стало плохо и она заплакала, что очень ее удивило.
— Даже во сне никакого покоя. — Аолла рассматривала свои мокрые от слез руки. — Ладно, пойдем, не хочу, чтобы вы делали это силой. — Она встала и пошла в операционный зал. Все было готово заранее. Креил остался с ней один, но все равно Аолла раздевалась так, чтобы он не видел ее. При подключении Машины она почувствовала боль и это снова удивило ее. — Почему такой странный сон, со всеми подробностями? — спросила она, но ей никто не ответил. Креил подключился к пси-креслу и больше двух часов подбирал схему обезболивания, пока Аолла наконец не заснула. Перед этим Креил только спросил, в какую клинику ее положить, она долго молчала, а потом, уточнив, болеет ли он еще, попросилась жить к нему домой.