Возле кровати Илейна ненадолго подвисла, любуясь спящим Лукасом. Всё-таки во сне он совсем-совсем как человек, и, как все спящие мужчины — невероятно мил. Колдунья поправила ему подушку поудобнее, пригладила растрепавшиеся во сне волосы, скользнула пальцами за правое ухо, прошлась по чуть ощутимому шрамику. Что интересно он значил, почему показалось таким важным добавить его при создании Лукаса, что такого привиделось в тех полузабытых подростковых снах? Илейна силилась — и не могла вспомнить, но шрамик определённо был ей дорог, ей нравилось его касаться, желательно — вот так незаметно, пока Лукас спит и не может знать о её небольшом секрете. Должен же у неё быть хоть один секрет, хоть вот такой маленький, от существа, от которого даже мысли свои не все скроешь?
Погружённая в размышления, рассеянно поглаживая Лукаса за ухом, Илейна всего на чуть-чуть прислонилась к его плечу, — оно было так рядом, маня собой воспользоваться, - а всего минуту спустя уже дремала на этом самом плече.
Это был первый раз в её жизни, когда колдунья не пошла в свою лавку в рабочий день без уважительной причины.
Со словом-запретом дела более-менее наладились. По крайней мере, теперь можно было позволять себе думать что угодно, не боясь, что твои мысли будут воплощены в реальность в самый неподходящий момент.
Правда, последующие две недели не очень-то слово и помогало. И не потому, что Лукас не слушался, а потому что временами Илейне бывало ох как трудно его произнести, если голем переходил вдруг в режим восстановления внутреннего магического баланса и начинал, например, целоваться. Иногда было очень трудно напомнить самой себе, что пора готовить ужин, или заняться оранжереей, или вспомнить ещё какое-нибудь неотложное дело, и выдохнуть:
- Лукас, НИ-НИ!
Такое вот простое словечко, Илейно специально выбрала такое, чтоб и по ситуации подходило, на случай если кто посторонний услышит, и запоминалось без труда, и само по себе употреблялось бы не так уж часто.
Лукас тотчас убирал руки за спину и отходил в сторону, при этом во взгляде его ясно читалось, что он бы предпочёл остаться и продолжить. Илейна пыталась себя убедить, что это всё отголоски её эмоций, но пыталась как-то вяло, для галочки, чтобы не сильно беспокоиться по поводу неправильности своего голема. На самом деле, в глубине души колдунье было приятно представлять, что ей удалось создать голема, обладающего эмоциями. И гордость за уникальность и неповторимость подобного колдовства была тут почти ни при чём, хотя и без неё не обходилось. Но главная причина — Илейне просто нравилось думать, что её Лукас вовсе не бездушная глиняная кукла, обученная двигаться, а нечто почти живое, существо, которое улыбается потому, что у него хорошее настроение, у которого, может быть, даже есть какие-то мысли, хоть самые зачатки, и которое, будь оно всё неладно, когда обнимает её, пусть совсем чуть-чуть, пусть на самую махусечку, до действительно ХОЧЕТ этого. Глядя в его глаза, такие живые, такие осмысленные, такие полные самых различных эмоций, в подобное верилось почти без труда.
Ну и потом, как ни крути, а Лукас получился совсем не таким, как описывалось в книге — а гораздо лучше, гораздо НАСТОЯЩЕЕ... и временами это даже пугало, но чаще всё-таки радовало. Илейна совершенно безответственно запретила себе думать, что будет, если из-за этой вот настоящести и несоответствия написанному в книге, голем однажды выйдет из-под контроля.
К слову, о контроле - после двух недель, состоящих практически лишь из работы и всестороннего изучения процедуры очищения, Илейна более-менее взяла себя в руки. По крайней мере, теперь, когда она видела Лукаса, желание тут же затащить его в постель появлялось не всё время, а хотя бы через раз. Какая-никакая, но передышка для остальных забот и хлопот. А ещё иногда Илейне нравилось просто наблюдать за Лукасом, когда он занимался какими-то будничными делами, которые она ему поручала. Наблюдения эти принесли ей немало открытий.
Например, было обнаружено, что разным вещам Лукас обучался по-разному. Что-то схватывал на лету — в основном это касалось ухода за собой и той функции, для которой он был создан, хотя были и другие успехи; что-то приходилось растолковывать и чуть ли не разжёвывать, показывать личным примером и закреплять многократным повтором, а чему-то и вовсе было невозможно научить, хоть в лепёшку расшибись. К примеру он уже отлично мылся-одевался-причёсывался сам, ножом и вилкой орудовал едва ли не изящнее самой Илейны, необходимость складывать снятую с себя одежду на спинку стула освоил с некоторой заминкой, так же как и разные технические навыки, вроде забить гвоздь, развести огонь или разделать мясо к ужину, всяческие дела по дому выходили из рук вон плохо и делались без особого рвения, к помощи в оранжерее он привлекался лишь в крайнем случае только для самых простых дел.