— Да, кроме этого, полагаю. Но будет сложно сделать из этого выводы. Потому мне нужно увидеть петроглифы в Частоколе, — я посмотрела на Арлена и Сорчу впереди. Мы почти их догнали. — Я просила Элламэй отвести меня туда как можно скорее.
Кольм посмотрел на мрачное небо.
— Придется ждать, если погода ухудшится.
— Это не может ждать, Кольм, — сказала я. — Мы не хотим, чтобы Алькоро послало отряды в Пароа или уничтожило при этом Сиприян.
Сорча оглянулась, держа Арлена за руку. Я притихла. Мы шли за ними, слушая обрывки их разговора. Стена Черного панциря приближалась.
— Новая классификация цикад, — сказал Кольм.
Я посмотрела на него из-за резкой смены темы.
— Ты смогла это сделать? — спросил он.
— Ты о моей работе? — спросила я.
— Да. Она закончилась только предположениями, что цикад нужно отличать от кузнечиков и сверчков. Ты смогла добиться изменений?
— О, да. Они теперь стали отдельным видом, — сказала я. — Полужесткокрылые, а не прямокрылые.
— Из-за природы их песни?
— Не совсем. Но это заставило меня задуматься об их классификации. Кузнечики и сверчки трещат крыльями для их звуков, но цикады используют тимбальные органы на брюшке для этого Другой механизм.
— Ясно, — сказал он, удовлетворенно кивая. — Умно с твоей стороны.
Я ощутила немного гордости — находка была умной, и я ее обосновала. Я подавила голоса, что были убеждены, что цикады — вид саранчи. Но они не могли перечить моим доказательствам. Я улыбнулась, вспомнив радость той победы, когда я увидела изменение таксономии и новые изучения. И все благодаря моему исследованию.
Я с трудом подавила улыбку.
— Это удовлетворило комитет, — я приподняла край его плаща, он ускользал. — А ты не писал диссертации?
— У нас другая система образования, — сказал он. — Дети получают основы у родителей, а потом ходят в школу до пятнадцати. У Моны, Арлена и меня были учителя, но у нашего народа нет научных журналов и публикаций. У нас есть только два переплетчика на двенадцати островах и несколько писарей.
— Что ты изучал бы, если бы мог?
— Историю культуры, — тут же сказал он. — Историю людей. Верования, и почему мы делаем нечто снова и снова. Как менялись убеждения и поведение, и как культура сохранялась при этом.
— Это поразительно, Кольм, — сказала я, не шутя. — Ты много работал. Какие источники ты используешь? Я могу некоторые знать.
— Мм, вряд ли, — сказал он. — Я нашел мало книг по теме. Остальное — мои заметки после трех лет путешествий, — его голос не переменился, не напоминал, что из-за меня он был не дома. — Я слушал музыкантов и торговцев в Виндере и Пароа, обменивался историями с Мэй, сравнивал баллады и колыбельные в разных местах… и все это вдохновило меня. У нас годами было много историков и философов, но история сохранилась в словах — в песнях, историях. Я добавил нашу литературу, но немного, — он кивнул страже у ворот, мы миновали стену Черного панциря. — Я всегда думал, что попаду как-нибудь в Самну и увижу университет.
Я вздохнула.
— Я тоже всегда туда хотела. Мы с Селено хотели. Мы думали, что на это много времени.
Но его отец умер. Его мать отравила себя. Его короновали. Мы поженились.
Озеро Люмен.
— Я слышал, вода там такая чистая, что видно дно моря, — мы приближались к ступеням дворца. — И там игуаны, что отдыхают на деревьях как птицы.
Я улыбнулась.
— Я слышала, они растут до пяти футов в длину и могут нырять как выдры.
— Нырять… в воду?
— В воду.
Он дернул головой.
— Они не могут!
Я вскинула руку.
— Я такое читала.
— Это ящерицы!
— Как и аллигатор, — я издала смешок. — И многие змеи плавают.
Он покачал головой, улыбаясь.
— Народ озера воспевал всех зверей, что могут плавать, даже когда мы еще не умели плавать сами. Я никогда не слышал о плавающих игуанах.
— У вас их и нет! — я смеялась.
— Как и аллигаторов! — он открыл тяжелую дверь после Арлена и Сорчи и придержал для меня. — Уверен, если бы игуана могла плавать, это было бы в «Балладе о ныряющем зверинце», которую хор поет шесть часов, или в моей копии.
Я замерла перед ним на пороге, уперев руки в бока.
— Я поспорю. Надеюсь, у тебя есть копия книги.
Он посмотрел на меня с тенью улыбки — не как у Моны, а как тихое, но искреннее выражение.
— А если я выиграю?
Я задумалась на миг. Я не взяла с собой ничего, чем можно было торговать.
— Я нарисую для тебя игуану, — сказала я. — Радостно сидящую на дереве, а не в воде.
— Так и будет.