— Красивая книга, — сказала я, подняв голову. — Но мы спорили, есть ли игуаны в балладе, а не о том, что они могут нырять, — я отдала ему книгу. — Так что я в долгу.
Он растерялся.
— Это неправильно — выигрывать из-за мелочи, а не точно.
Я пожала плечами.
— Мы договорились. После пения я нарисую тебе игуану. Но покажу ее ныряющей.
Его улыбка была кривой, но искренней и яркой.
— Ты знала, что они могут плавать. Ты знала, что песня ошибается, — он вручил мне книгу. — Я буду рад плавающей игуане, но сохрани книгу как напоминание о моей ошибке.
— Нет, она твоя, — сказала я, хотя пальцы сжали обложку, и я снова подумала о рисунке норки.
— Да, — согласился он. — И я хочу отдать ее тебе. Это будет напоминать мне о том, что нужно сначала лучше исследовать, а потом спорить.
Я невольно улыбнулась, глядя на камыши на обложке.
— Ты лучший ученый, чем многие академики в наших залах дебатов. Ты смог принять идею, основанную на новом доказательстве.
Он пожал плечами.
— Нет смысла спорить с правдой. И мне все еще нравятся игуаны.
Мой смех, к счастью, заглушила заигравшая громче арфа, и мы притихли, в комнате воцарилась тишина. С улыбкой Мона взяла Ро за руку, заставляя его замолчать. Она прошла во главу стола. Все заняли места по какой-то схеме. Слуга отвел меня к месту рядом с Моной, усадил меня рядом с Ро и напротив Элламэй и Валиена. Кольм сел с другой стороны от меня, уголки его рта дрогнули, я спрятала книгу с балладой под стул. Мона подняла бокал и произнесла короткую теплую речь о союзниках и друзьях, о начале нового года. Ужин начался.
Я чуть не расплакалась от вида и запаха горячей еды. Я всегда буду голодной, или это все результат стресса и неуверенности? Я не знала, и в тот миг мне было все равно. Я проглотила первое блюдо из тушеной рыбы, тарелку зелени с клецками, что подали следом. Я едва остановилась на смех, когда Ро не смог скрыть отчаяния при виде жареных мидий. А я накалывала на вилку столько, сколько умещалось. Когда подали мясной пирог, я сыто притихла, слушая бодрые разговоры вокруг.
— Знаешь, Джемма…
Я посмотрела на Элламэй, она смотрела на меня, подперев кулаком щеку.
— Не нужно переживать, — сказала она. — Уверена, Мона подаст завтра больше еды.
Я покраснела, во рту еще было мясо и сладкий картофель. Она улыбнулась, остальные вокруг нас весело рассмеялись.
— Не бойся Мэй, — сказал Кольм, подняв бокал. — Я видел, как она съела медвежью порцию земляники. Может, она выроет берлогу и уснет на пару месяцев.
— Мы тогда шли освобождать страну, — ответила Элламэй. — Или нам пришлось бы есть еду в темнице.
— Не совсем так, — сказала Мона. — Мы тогда жарили рыбу в Пещере писаний.
Элламэй задумчиво жевала мясо.
— Ты права. Спрятаться в той пещере было умно. Можешь как-то меня поблагодарить, я завела нас туда, где стража не нашла нас.
— Я направил стражу вниз по Частоколу, — сказал Валиен. — Иначе они преследовали бы вас.
Элламэй подавилась мясом.
— Нет.
— Заставил их остановиться на ночлег среди леса, — сказал он.
— Врешь.
— Приказал не выходить до середины утра, чтобы у вас было время спуститься к озеру, — закончил он.
— Я тебя поджарю.
Он поднял бокал к улыбающимся губам.
— Не при дворе Моны, умоляю.
Они пылко переглянулись, и это означало что-то ближе драки. Мона прижала к губам салфетку.
— Кстати о пещере.
Вилка и нож Кольма стукнули о тарелку. Я сделала глоток вина и умудрилась не подавиться.
— Те петроглифы, — продолжила она, явно не зная. — Странно, что они там были.
Элламэй отвела взгляд от мужа и повернулась к Моне.
— Почему ты так говоришь?
Мона изящно пожала плечами.
— Просто это далеко, — она посмотрела на меня. — Может, тебе их стоит увидеть, Джемма. Твои слова о фольклоре напомнили мне о них. Символы другие, но, может, ты их знаешь.
Мое сердце колотилось, сытый желудок сжался. Мы не знали, как объяснить Моне петроглифы, а она сама о них упомянула! Я ухватилась за шанс.
— Я бы хотела их увидеть, — сказала я. — Было бы интересно сравнить их с нашими.
Она отклонилась, чтобы слуга забрал ее пустую тарелку.
— Может, когда погода станет лучше, Мэй тебя сводит.