Теперь уже я начал чеканить шаг по железному полу, а отец стоял, скрестив руки на груди, и слушал.
— А тут ещё эти Липовы, Соколовы, Григорьевы, Салтыковы и прочие представители древоптичьих семейств. Имперские дознаватели опять же, до полной радости.
— Да заметил я, что ты ведешь себя иначе, — уже обычным тоном сказал отец. — Такое нельзя не заметить — слишком кардинальная смена поведения. Все, кто живет в доме, обратили на тебя внимание. Но если бы ты не рассказал, в чем дело, я бы списал на переходный возраст.
— В семнадцать?
— Да начхать. Гормоны, переосмысление своей жизни на фоне расставания с Алисой, подростковый бунт. Разве мало возможных причин? Но ты и сам все прекрасно объяснил. Знаешь, когда я понял, что с тобой что-то произошло? Даже не за столом, когда ты Алису домой отправил. Кажется, в этот же день, но чуть позже. Когда написал мне и спросил номер нашего кадрового специалиста и оформил какую-то девчонку на должность секретаря. Вот это был настолько не свойственный тебе поступок, что я сразу заподозрил неладное. Но моя вера в то, что ты из будущего, не дает тебе карт-бланша на свинство и любые поступки, которые ты посчитаешь нужными. А теперь давай, сотри мне память, измени мысли, выруби или заставь обо всем забыть, как ты уже, возможно, делал ни один десяток раз, и пойдем в палату. Я уже продрог.
Вздыхаю.
— Ты прав, я спокойно могу переписать тебе, маме и вообще кому угодно отношение к симбионту, копаниям в мозгах и любой другой теме. Но я этого не делал ни для тебя, ни для любого другого человека из нашей семьи. И твое отношение к ситуации — явное тому доказательство. То, что ты не хлопаешь меня по плечу и не говоришь «молодец, сынок, не побоялся и сделал», само по себе говорит о том, что я не рылся в твоих мозгах. И без твоего разрешения я в твоей памяти копаться не стану!
Вот тут я слегка слукавил. Если у родных пойдут сдвиги на почве подселенца, придется проводить сеансы терапии.
— Я тебя услышал. В общем так, давай договоримся. Ты поступил перед нами всеми некрасиво, и я, как твой отец, вправе выбрать тебе наказание, несмотря на весь твой гонор и выпячиваемые напоказ прожитые годы. Во-первых, ты составишь мне полную инструкцию по своему симбионту. Чем он питается, как развивается, что от него ждать, и чего не ждать. Во-вторых, ты составишь брату и сестре программу тренировок и принесешь мне на согласование. Мне с матерью тоже составь.
— Справедливо. Сделаю.
С первым пунктом проще всего — на ходу перекидываю мысленный пакет данных хобгоблину, который сидит у нас дома в сторожке, пусть набивает в текстовый редактор. Со второй задачей придется повозиться, но опять же, ничего сложного.
— И в третьих, ты не лезешь ни в какие расследования касаемо Вероники. Не ищешь виноватых, не давишь на следователей.
— И как ты собираешься уладить это дело? Я еще не был у Салтыковых, но…
— И не будешь! — Сверкает глазами отец. — ДЕЛО. УЖЕ. УЛАЖЕНО! Их глава принес мне извинения — лично приехал, пока ты играл в сыщика. Он же рассказал, как было дело, причем без утайки. Сообщил, что по его команде лекарь рода накачал Веронику целительской маной, и попросил прощения за это, и за поступок сына. Именно Салтыков оплачивает палату, в которой лежит твоя сестра. Именно он выплатил неплохую компенсацию за травмы Вероники — девять миллионов рублей. Этого хватило бы и на реабилитацию, и на отличного целителя, который восстановил бы ей все травмы, когда стало бы можно влиять на ее организм. Кирилла убрали из города до окончания расследования, так что ты его не найдешь. А еще Салтыков вскользь упомянул, что с врагами нашего рода в последнее время творятся очень неприятные вещи, и он очень не хотел бы, чтобы с его сыном случилось что-нибудь подобное. Айдар, я тебя прошу, как отец сына: не трогай Кирилла! Не надо поднимать волну!
— И ты взял деньги? — неверяще спросил я.
— Да, я взял деньги! Иногда это так работает: люди ошибаются и возмещают свои ошибки деньгами. Я тебя уверяю, если бы прошел суд, все уладилось бы теми же деньгами, но их однозначно было бы меньше, а Кирилл получил бы максимум условный срок. Я бы не взял их, если бы с Вероникой произошло что-нибудь непоправимое, но с ней все будет в порядке, о чем ты сам нам сказал в палате.