Замечание заставило сердце дрогнуть. Но причины появления всегда молчаливой – до этого момента – Королевы отходили на второй план. Шторы были распахнуты, и в комнату поступал солнечный свет, просвечивая легкий батистовый наряд. Костя видел каждый изгиб тела, босые ноги были оголены до самых бедер, не скрываемые подолами ночного платья, а грудь практически обнажена. Костя поперхнулся и сжал высохшие губы.
– Уверен? – снова спросила она королевским тоном.
Костя попытался встать с дивана, но девушка его остановила. С шуршаньем подолов ночного платья она подошла к нему. На лице играла победная улыбка, которая была настолько яркой, что Костя догадался – он попался в западню. Эта аккуратная стопочка листов – не может Старик так быстро писать главы – и ток, прошибающий все тело – все часть ловушки, в которую он попал. И судя по огоньку в ее глазах, Королева чем-то была возмущена. Кажется, Костя уже догадался, в чем дело.
Девушка распахнула подолы своего наряда и, опираясь на колени, встала на диван, оказавшись прямо над Костей, в опасной близости. Волосы упали на лицо, как тогда в одну из первых их встреч. На этот раз не такой растерянный взгляд уже не был взглядом юной девушки. В складочках уголков глаз, в расширенных темных зрачках и во властном замирании ресниц читалась женственность.
Шелковые пряди волос скользили по щеке, заставляя Костю думать лишь о ее губах, вынуждая снова чувствовать головокружение и нарастающий жар. Его руки скользнули под легкую ткань платья, касаясь гладкой прохладной кожи ног. Одним движением Костя усадил девушку себе на колени и со сбивчивым дыханием приник к губам.
Королева выгнула спину, чтобы прижаться к Косте, и придвинулась еще ближе. Каждым своим движением она путала его мысли настолько, что порой он прекращал ее целовать. С затуманившейся головой Костя кинул девушку на диван. Королева позволила ему быть рядом, а себе стать чьей-то…
И после она медленно освободилась от него, перевернувшись в сбитом покрывале на спину. Костя, уткнувшись в ее волосы, переводил дыхание, чувствуя, как кровь вновь возвращается в тело.
– Ты чего тут разлегся? – в дверях стариковского кабинета появился Путешественник.
Открывая глаза, Костя приподнял голову. В его объятиях больше не было девушки, а мужик в дверях ждал ответа.
Эпизод 77
Сегодня город был мертвым. Правда, Нона всегда считала его таковым, даже когда улицы наполнялись прохожими, и жизнь текла по устоявшемуся расписанию. Неважно сколько людей изо дня в день ходит на работу, спит, ест и испражняется, если все они пусты. Оттого-то город или даже весь мир становится мертвым. Если бы не Райка, Нона и себя считала бы пустой. А так хоть что-то ее наполняет, или она сама наполняет Райку, тут сложно разобраться.
Нона поймала себя на мысли, что идет по мертвым улицам мертвого города, будто в страшном стишке. Ее это позабавило, и девушка потрепала следующего за ней пса. Нужно пройти еще несколько кварталов, чтобы выйти из города. По этой дороге Нона попадет к разрушенному месту, куда бы ни за что и никогда не возвращалась.
Но сейчас внутри сжимался комок, и стоило закрыть глаза, как виделась кровь, капающая с ее рук, с Райкиных рук. Она никогда раньше не видела смерти человека так близко, а, точнее, не «держала» ее в руках.
Нона пылала, кровь насыщала организм жаром, а мозг посылал сигналы помощи в виде дрожи. Ей нужно успокоиться, а психлечебница единственное место, где Нона была лишена чувств. Среди разрушенных стен, конечно же, не осталось санитаров и смотрительниц с инъекциями, не осталось таблеток, которые тут же были разворованы, но само место никуда не делось. Ее восприятие и воспоминания никто не может украсть.
Девушка ступила за скрипучие ворота. Они не были закрыты, отсюда уже некому сбегать. Развалы после обрушения немного расчистили, но лишь ради строительного материала. Поэтому двор просматривался до самых стен психлечебницы. Под сухим деревом по-прежнему стояла скамья. Нона издалека уже видела зазубрины от ногтей, которые оставляли постоялицы – в том числе и Нона – на досках этой «процедурной» лавки. Она обошла ее стороной и зашла в здание.
Девушка помнила каждый день, проведенный в этом месте: каждое утро и каждый дождь, каждую бессонную ночь и каждую инъекцию. Эти дни, напичканные таблетками, прогулками и ломающей болью, тянулись два года. И если бы не молодая медсестра, встречающая постояльцев этого заведения каждое утро со стаканчиками лекарств, Нона не выжила бы в этих условиях. Они сдружились, и юная особа в белом халате скрашивала ночи и порой, когда было позволено, сидела рядом на скамейке под одиноким деревом во дворе. Медсестра напевала ей детские песенки, и Нона отвлекалась от ноющей боли в теле.