Но предполагаемые шаги становились ближе, а дрожь маленькой стрелочки все сильнее. Девушка опустила ноги с сидения и даже привстала, чтобы посмотреть, что же происходит по ту сторону «сладкого» фиолетового бьюика.
– Это протест, – ответил Кладовщик на немой вопрос девушки.
– Какой еще протест?
– Кажется, сегодня протестуют, – мужчина почесал подбородок с прилично отросшей щетиной, – защитники природы.
– И чего они хотят? – Нона села обратно на сидение, поджимая под себя одну ногу.
– Это я уж не знаю.
Грохот приблизился почти вплотную к ним и на мгновение затих. На улице не было ни души, не было толп чего-то требующих людей, не было громких лаконичных плакатов, и никто не выкрикивал лозунги. И как только это мгновение тишины прошло, все деревья, абсолютно все, стоящие вокруг машины и даже в дальних окрестностях от нее, встрепенулись, поднимая ветки вверх – с хрустом и надрывом – и одним махом с оглушающим ревом сбросили с себя зеленые листья. От этого машина вновь завибрировала и даже, кажется, подпрыгнула на своих кирпичиках так, что Ноне пришлось ухватиться за дверную ручку. Красивые зеленые листья, сверкая на солнце, закружились в воздухе, устилая дорожки зеленью.
– Как это возможно? – ахнула Нона.
– Химикаты, – ответил Кладовщик, – они впрыскивают их в почву.
– Странный протест со стороны защитников… природы.
– Локально усугубляя ситуацию с растительностью, они наивно полагают, что это вразумит наше правительство, – бубнил себе под нос Кладовщик. – Да нашим властям наплевать на это, нет у нас уже никакого правительства.
Эпизод 26
Через улицу у резной подъездной двери стоял Старик, наблюдая за Костей. Их взгляды встретились. И эта нить между ними давала Косте сладостное ощущение, будто знание об устройстве мира роднило Костю с Создателем, он перенимал легкое чувство власти над этими людьми, ничего не подозревающими людьми. На какое-то мгновение парень даже почувствовал себя богом. И если бы сейчас по велению его мысли пошел дождь, то он бы смыл последние сомнения.
В глазах Старика читалась ехидная улыбка, будто знал он все Костины мысли, и в мыслях язвительно усмехался: «А вот я-то смогу вызвать дождь». Костя нахмурился, – а вдруг и правда может – и решил подойти к Старику.
– Вы уже дома? – спросил Костя.
– Дом довольно размытое понятие, – Старик зевнул.
– Мне страшно, – вдруг сказал молодой человек, глядя куда-то мимо. Старик в ответ лишь бросил вопросительный взгляд. Но Костя молчал, его брови были напряжены, а челюсть словно пережевывала слова, которые никак не могли собраться во фразу.
– У тебя для этого есть причины.
– Знаете, – он помедлил, отворачиваясь от Старика и собираясь войти в подъезд, – меня все чаще посещает мысль, что возьмусь я сейчас, например, за эту ручку, – Костя слегка коснулся лакированной дверной ручки подъездной двери, – и рассыплется она у меня в руке, а все вокруг распадется как карточный домик.
– Не переживай, – Старик улыбнулся, толкая дверь, – этот мир еще постоит, он крепкий, – похлопал по кирпичной стене дома и зашел в подъезд.
– Но ведь рано или поздно и этому миру придет конец, – молодой человек поспешил за Стариком нырнуть в темноту и сырость здешних подъездов.
– Конец, несомненно, придет, но каким он будет, вот в чем вопрос.
– Вы же говорили, что любой мир в итоге поглощается хаосом, – они поднимались по лестнице.
– От хаоса никуда не деться, но история может дойти до своего логического завершения, тогда мир умирает по плану, мирно.
– «Мирно» явно выигрывает на фоне «поглощения хаосом», – Косте захотелось рассмеяться.
Лестничные пролеты были узкими. На мусоропроводе кто-то криво нацарапал «2+2=5». Костя поднялся на ступеньку, потом еще на одну. Бетонные старые лестницы с покореженными перилами, которые уже никого не удержат при падении, были покрашены в болотный цвет, а по краям шли бордовые полосы – у стены и в проеме. Их разделяла с каждой стороны тоненькая белая полоска. Каждая складочка была тщательно закрашена, все сколы и раскрошившийся пол. Могло показаться, что на лестнице расстелен ковер, но нет, это была дешевая болотная краска, глянцем сверкающая на солнце. Зачем люди это делают?