Люк постучал в дверь.
— Ты прилично одета?
— Я одета.
Приличным людям не пришлось бы справляться с такой ситуацией. И с такими чувствами. Приличные люди знают, чего хотят. Они придерживаются своих планов.
— Другой прикид нравился мне больше, — сказал он. — Куджо внизу. Если внимательно прислушаешься, то сможешь услышать, как он хмурится.
— У него есть на это право, — ответила я, избегая взгляда Люка.
— Разве? У меня сложилось впечатление, что между вами всё кончено.
— Как будто для тебя это важно, — огрызнулась я. — Как будто это что-то для тебя изменит!
— Конечно я пытался переубедить тебя, но я не промышлял на чужой территории, — сказал Люк. — А ты теперь дичь, на которую разрешено охотиться…
Я оттолкнула его.
— Это тебе не охота и не игра! Это моя жизнь, а ты обращаешься с ней, как будто…
Я толкнула его ещё раз, потому что у меня не хватало слов. Он схватил меня за запястья, удерживая, а я не могла решить, то ли ударить его в живот, то ли заплакать.
— Прости меня, — сказал он так тихо, что я скорее почувствовал, как слова завибрировали в его груди, чем услышала их. — Когда я вышел из комнаты, ты выглядела такой надломленной. Я видел, как твое лицо стало белее вот этого полотенца, как будто ты истекала кровью перед моими глазами. Я подумал, лучший способ положить этому конец, заставить Колина страдать также, как страдаешь ты. Я не подумал о том, что от этого ты, возможно, будешь страдать ещё больше. Это был инстинкт, а не игра.
Он мужчина. Я не была настолько наивной, чтобы поверить в то, что соперничество не сыграло совсем никакой роли. Но когда я отступила на шаг и заглянула ему в глаза, они были омрачены беспокойством и чувством вины. Типичный, самоуверенный блеск пропал, и я почувствовала, как мой гнев утих.
Он утих, а не исчез. Я сделала глубокий вдох и сказала, отчётливо подчёркивая слова:
— Больше никогда не прикасайся ко мне.
Он открыл рот, чтобы возразить, но я покачала головой.
— Не для того, чтобы досадить Колину. И не для того, чтобы что-то доказать. Ты сказал, что если я поцелую тебя, то должна сделать это с серьёзными намерениями. И теперь я говорю тебе тоже самое: если ты снова прикоснёшься ко мне Люк, тогда, чёрт побери, пусть это будут из серьёзных побуждений!
Он ещё сильнее сжал мои запястья, прежде чем отпустить. Резкими движениями он одел рубашку.
— Ты ведёшь себя так, будто угрожаешь мне. Но знаешь, что я различаю в твоих словах? Ты не полностью против этой идеи.
Я сглотнула и подумала о прикосновении его руки к влажной коже моей спины, о магической нити между нами, которая была в одно и тоже время знакомой и тревожащей. О том, как он настаивал, что я могу добиться большего, быть больше, чем кто-либо от меня ожидает, включая меня саму.
— Ты должен быть честен со мной, а это значит, что ты должен быть честен и к самому себе.
Его пальцы дрогнули, как будто он хотел схватить меня, но вместо этого просто смотрел, как будто всех этих слоёв одежды, которые были на мне, не существовало.
— Тебя это тоже касается, Мышонок.
— Я знаю.
Я спустилась вниз, чтобы встретиться с Колином и получить от него нагоняй.
Глава 26
Я так и не привыкла видеть Колина на моей кухне, как он, прислонившись к столешнице, держит в руке кружку кофе и смотрит мрачно вдаль. Каждый раз у меня замирает дыхание, а пульс ускоряется. Обычно это хорошее чувство.
Но не сегодня.
— Ты собралась поиграть сегодня после обеда в грабителя? — спросил он, разглядывая мой полностью чёрный прикид.
— Это не один из моих талантов, — ответила я. — Сейчас у меня есть другие дела. Глупые и безрассудные дела.
Он поставил кружку на стол.
— Люк рассказал мне о нападении. Ты ранена?
Можно было не сомневаться в том, что Колин сосредоточится на самой неважной части истории.
— Со мной всё в порядке. Ничего не было. Я имею ввиду с Люком.
— Это не моё дело, даже если что-то и было.
— Нет, — медленно сказала я, и желание попросить прощение постепенно пропало. — Действительно не твоё. Но я всё же говорю тебе. Как ты думаешь почему?
— Я не знаю, почему ты вообще делаешь те или иные вещи, — сказал он. — Рискну предположить, что это из-за угрызений совести.
— Тогда слушай лучше, — выпалила я. — Ничего не было! Но знаешь, что?