В этой и последующих главах рассказывается о южноамериканских кактусах.
Кактусы Северной Америки и кактусы Америки Южной не соединяются так, чтобы хоть какой-либо род проходил строем своих видов через оба материка. И если некоторые опунции, цереусы, мамиллярии, мелокактусы «заглядывают» через перешеек Центральной Америки в южноамериканские просторы, то они не распространяются далеко, а ограничиваются Венесуэлой, Северной Бразилией и Перу. Северные кактусы словно бы натыкаются на незримую линию экватора и не идут в Южное полушарие. В свою очередь еще меньше заглядывают через экватор и в Северную Америку кактусы с юга, хотя роды Мелокактус или Триксантоцереус можно считать связующими, так же как некоторые опунции. Для Южной Америки характерны свои специализированные роды кактусов, такие, как Нотокактус, Пародия, Лобивия, Эхинопсис, Гимнокалициум, Ореоцереус, Копиапоа, Ребуция, Неочиления и ряд других. Они так же характерны для Южной Америки, как для Северной ее эхинокактусы, мамиллярии, ариокарпусы, североамериканские цереусы и разнородные монотипы.
Помню, как во время моих скитаний по городу с высматриванием кактусов на подоконниках я однажды услыхал о некой женщине, у которой будто бы имелась удивительная коллекция. «У нее все что угодно есть! Все кактусы! У нее даже бразиликактус достать можно!» И мне был указан приблизительный адрес где-то в районе улицы Мичурина. Разумеется, рыскать по этой улице, тем более «в районе ее» я не мог — время все-таки вещь, которую приходится ценить при всей ее незримости. Но я постоянно держал в памяти информацию о кактусистке и однажды, проходя по улице, наткнулся как будто на то, что неосознанно, может быть, все время искал. Небольшой деревянный дом с двумя широкими окнами и «парадным» между ними стоял как-то скромно потупясь, дом явно без владельца, полукоммунальный или «жактовский», как иногда еще называют такие строения. Уверенность в определении была почти абсолютной, потому что некогда добротные наличники дома обломались и обвалились, водосточные трубы прежде даже с железным кружевом наверху печально поникли, фундамент разрушался, ворота были без створов и зияли пустотой, и окна двух разных квартир поражали своим несходством. В одном, совершенно голом без занавесок, виднелись груды книг, развалины и нагромождения из книг же, на столе жалкая лампа с полуобгорелым абажуром, на окне грязная тарелка. Здесь, очевидно, жил какой-то одинокий книжный червь — бюхервурм, как зовут таких людей немцы. Зато другое окно, тщательно окрашенное и ухоженное, вещало, что его владелец заботится о красоте не только внутренней, но и внешней. На этом окне и стояла целая коллекция кактусов — видов сорок, все в аккуратных горшочках, расписных мисочках, керамических вазончиках.
Набравшись смелости, я постучал в «парадное», ожидая увидеть какую-то полную, кроткую, розовую и улыбчивую женщину-хозяюшку, вариант кустодиевской «Купчихи за чаем». На мой стук никто не отозвался. Я постучал еще раз... Молчание. Еще... Тишина. Тогда, собрав последние остатки смелости или даже нахальства, я пробарабанил в четвертый раз, собираясь уйти. Но тут послышались шаги, за дверью что-то щелкнуло, и в приотворенное, насколько пожелала прочная цепь, пространство выставилась хмурая желчно-тощая женщина, скорее похожая на изможденного мужчину, — не хватало ей только лысины. «Что вам?» — спросила женщина-мужчина. Я сказал, что хотел бы посмотреть кактусы, что-нибудь купить, обменять...
— Я не торгую... А если менять — мне надо только лофофору... — все так же через щель сказала женщина и, определив довольно легко, что лофофоры у меня нет, захлопнула дверь, снова щелкнули задвижки, и все стихло.
Я обескураженно сошел с крыльца, все еще дивясь несовпадению веселого окна с кактусами и лика их владелицы. Пришлось смотреть коллекцию с улицы. Кактусы тут, по моим тогдашним представлениям, были немыслимо прекрасные: «старичок» цефалоцереус, клейстокактусы, пародии, ребуции, мамиллярии, два небольших ореоцереуса, еще какие-то — названий их я не знал, и, наконец, в самом уголке коллекции стояли два шаровидных кактуса со вдавленными вершинками, один был яркого желто-оранжевого цвета, другой — палево-зеленовато-серого. «Бразиликактусы!» — вспомнил я по рисункам и фотографиям в книге Хаге. Я долго смотрел на них, наслаждаясь одновременно и видом и названием растений.
А года через три я раздобыл, наконец, и семена этих растений, посеял их вместе с другими видами и получил плачевные результаты. Семена были слишком мелкие, их смыло при первом же поливе, утянуло в почву, так что из двадцати семян Бразиликактуса Гресснера (В. graessneri!) взошли только три сеянца и немногим больше было сеянцев другого бразиликактуса, Б. Хазельберга (В. haselbergii). Однако росли они довольно быстро, в тепличке под лампами хорошо перезимовали, из чего можно заключить, что бразиликактусы — растения, очень любящие тепло. Лишь в жаркой притененной тепличке растут они без прививки, на окне же, во власти сухого воздуха и умеренных холодов, кактусы эти часто загнивают, теряют корни и вообще «капризничают» — вот почему их нужно прививать. Бразиликактусы — типичные жители саванны, родина их — Бразилия и Уругвай. В настоящее время известно их три вида с несколькими вариантами. Растут они на суховатых склонах холмов, откосах, среди травы и кустов. Летом требуют обильной теплой поливки, зимой прохлады и сухости.