– Я-то майор, – широко улыбаясь, ответил Толя. – Просто спишь ты крепко.
Он стоял у крыльца и любовался плодами труда своего и Марининым изумленным лицом. Потом засмеялся и объяснил:
– У меня все готовое в сарае лежало. Ступеньки, козырек, перила. Утром по-быстрому собрал. Никаких чудес.
Точно так же – быстро, ладно – он конопатил стены, прокладывая между бревнами пеньковые косички.
– Ловко плетешь, – заметила Марина, когда увидела его за этим занятием.
– Дочки у меня нету, – бросив на нее быстрый взгляд, сказал Толя. – А косички плести тренировка не нужна, за пять минут любой освоит. Сына тоже нету, – добавил он.
– Почему?
– Не сложилось. У жены проблемы были с этим делом.
– Поэтому вы разошлись?
– Может, и поэтому тоже. Но больше по безнадеге.
– По какой безнадеге? – не поняла она.
– Ну а как ты думаешь? – пожал плечами Толя. – Всю жизнь по медвежьим углам какая женщина выдержит? Я к ней, в принципе, без претензий. Уехала и уехала. Чего ради ей в глуши сидеть? Детей нет, перспектив никаких. Про теткину дачу тогда и помину не было.
Разговор этот был не из приятных, но Толину семейную ситуацию прояснил полностью. На душе у Марины стало легко, и она тоже уселась плести косички.
Толю разговор взволновал больше, чем ее. И хотя пеньковые косички он плел с прежней сноровкой, видно было, что делает это без первоначального воодушевления.
– Извини, – сказала Марина.
– За что?
Он усмехнулся невесело. Тревога плеснулась в его глазах темной волной.
– Не надо мне было об этом заговаривать.
– Да ладно, Марин! – Он махнул рукой и признался смущенно: – Ну, разволновался, да. Не знал же, как ты к этому всему отнесешься.
– К чему – ко всему? – спросила она.
Они сидели на двух табуретках посередине пустой комнаты, и бревенчатые стены, как в стихах, глядели на них с печалью.
– К неприкаянности моей, – ответил Толя.
– Разве ты в ней виноват?
– Женщинам без разницы, виноват или нет. Они на сам факт смотрят.
– Ты так хорошо знаешь женщин? – улыбнулась Марина.
Толя посмотрел удивленно, потом улыбнулся тоже.
– А правда! – сказал он. – Опыт у меня не так чтобы очень. В гарнизонах все или замужние, или девчонки малые, или… Ну, сама понимаешь. – И, помолчав, добавил: – Не было у меня такой, как ты, Маринушка.
Он встал и притянул Марину к себе. Сердце его билось быстро и тревожно, вздрагивали руки на ее плечах.
– Может, выпьем? – спросил он. – Для тебя такое вино есть – «ледяное» называется. Я и не знал, что такое бывает. Ничего я не знал… Не умею счастливым быть.
Она видела, чувствовала, что не справится он с волнением, которое вызвало у него их объяснение. Хорошо ей – жизнь с рождения течет ровно, даже слишком. А человеку, у которого долго было не так, мужчине, трудно объяснять свою жизнь, все ее несуразности и неудачи, и тем более трудно объяснять все это женщине, которая ему дорога.
«Я ему дорога».
Марина вдруг поняла это так ясно, так непреложно, что и у нее стремительно и неровно забилось сердце. В такт Толиному.
– Где же ты взял ледяное вино? – спросила она, постаравшись, чтобы слова прозвучали непринужденно.
Трудно было этого добиться: горло сжималось от волнения и счастья.
– А когда в Москву насчет пенсии ездил. – В Толином голосе Марина расслышала то же старание говорить непринужденно, что и у нее самой. – По центру шел – Малая Бронная называется улица, что ли? – вижу, магазин винный. Маленький совсем и такой, знаешь… Шикарный. Я и зашел, не видал же таких никогда. Ну и купил это ледяное. Для тебя…
– Толя! – Горло у Марины перехватило еще сильнее. – Ну разве можно в бутике вино покупать? Оно же там дорогое до неприличия! А разница с обычным если и есть, то кто ее заметит? Я точно не пойму, где айсвайн этот, где обычное белое.
– Поймешь…
У его губ был тонкий винный привкус, немного горечи, немного сладости…
– Неси свое ледяное! – задыхаясь после долгого поцелуя, сказала Марина. – Будем с тобой счастью учиться.
Бутылка айсвайна была уже открыта. Толя признался, что утром выпил с четверть, попробовал, что за вино такое, вдруг его и предлагать стыдно.
– Ну что ты! – улыбнулась Марина, взглянув на этикетку. – Это самый настоящий айсвайн, рейнский. Я читала, как его впервые сделали, в Средние века, кажется. Случайно, представляешь? Виноград ранними заморозками однажды схватило, вино из него делать было уже не положено, но весь урожай ведь погиб, жалко. Ну и сделали из мерзлых ягод, и вдруг вышло хорошо.
– Да, что не положено, то хорошо выходит, – усмехнулся Толя.