Вместо планируемого чаепития получились неплохие танцульки-посиделки с легкими поглаживаниями.
Федор ушел вместе с другими, чем несколько разочаровал. Главное, что они договорились встретиться в восемь вечера и побродить по берегу моря.
«Кто я для Федора? Девушка месяца или нечто большее?» — думала Лена, одновременно следя за дорогой.
«Если он хотел переспать со мной, тогда почему не остался на ночь? Постеснялся гостей? Мог бы вернуться позже. Неужели и мужчине хочется романтики?»
Затормозив на остановке, она посмотрела в зеркало заднего вида. Вышло человек семь. Желающих прокатиться больше не было.
— Едем дальше, — одними губами произнесла Лена и несколько раньше, чем двери полностью сомкнулись, перевела взгляд на дорогу.
— Руку, руку прижали! — закричал кто-то.
Лена вздрогнула. Посмотрев в зеркало, она увидела, что кому-то пришлось весьма несладко: мужчина невысокого роста, отчаянно жестикулируя, пытался выдернуть другую руку из тисков закрывшихся дверей. Открыла двери. Мужичок выскочил на улицу и, продолжая размахивать руками, угрожающе что-то кричал ей вслед.
Приехав в депо, она уже забыла о случившемся, но бабоньки в диспетчерской не преминули обрадовать:
— На тебя жалоба. Готовься потерять премию. — Смирнова сочувственно взяла ее за руку. — Кому ты там руку отдавила?
— Не знаю, — призналась Лена бледнея.
— А я тебе скажу. Мужика ты прижала, а он какой-то там то ли художник, то ли музыкант. В общем, руки ему обе нужны. Говнюк номер троллейбуса запомнил и накатал бумагу.
— Пойду я домой, — тихо сообщила Лена.
Премия — вещь неплохая, но завтра у нее более важное мероприятие — свидание с Федором. Да пропади они пропадом, эти деньги!
Екатеринбург
Рома пришел домой в седьмом часу вечера. Мать поставила на стол картошку, политую постным маслом, черный хлеб и стакан чуть сладкого чая.
Сын накинулся на еду. Он весь день, как и вчера, как и неделю, как и месяц назад, мотался по городу в поисках стабильного заработка. Его никоим образом не устраивали предложения его бывших дружков, которые, получив сроки поменьше, давно освободились и зарабатывали на жизнь весьма неблаговидными делами. Кто торговал наркотиками около дискотек, кто воровал магнитолы из автомашин. Зотов понимал, что это не дело и рано или поздно можно попасться.
Стучась в дверь к потенциальному работодателю, он говорил себе, что должен быть честным. В результате ему то не хватало образования, то не было опыта работы, то возраст был не тот, то комплекция не могучая. Но главной проблемой была его судимость. Как только дело доходило до заполнения анкеты, а в ней — до пункта о судимости, сразу находилась масса поводов для отказа в приеме на работу. Брать бывшего уголовника никто не хотел. И хотя отказывали под благовидными предлогами, Ромка ясно видел настоящую причину. Ни шатко ни валко прошло два месяца, за которые денег в доме не прибавилось, и Ромкой начало овладевать отчаяние. Надежды на честную жизнь таяли.
Сегодня все было по-другому. Он проснулся необычно рано — около восьми — и, наскоро перекусив, выкатился на улицу. Решив посетить частную фирму, где требовались столяры, он оделся попроще, состроил деловое выражение на физиономии и отправился по указанному в объявлении адресу.
Предприятие располагалось в небольшой пристройке девятиэтажного панельного дома. Как только он открыл дверь, запах столярки забрался в нос, и Зотов вспомнил, как на зоне изо дня в день ему приходилось собирать оконные рамы. Он ненавидел эту работу и вот сам пришел просить хозяина дать возможность заработать денег именно тем, чему научился в неволе.
В просторном зале трудилось человек восемь. Буквально на глазах Зотова на свет появлялись диваны и кресла. Он не стал долго стоять, разинув рот.
— Вон дверь, видишь? Тебе туда, — сообщил ему сухонький мужичонка в очках, облаченный в черный халат.
Коричневый прямоугольник, расположенный в конце небольшого цеха, манил неизвестностью.
Аккуратно обходя рабочих, Ромка примечал, кто чем занимается, и мысленно ставил себе плюсики. Здесь не было работы, с которой он не мог бы справиться.