Сбросив цепи рабства, Спартак организовал массовое движение рабов. И когда в 73 г. восстание рабов охватило почти всю южную Италию, движение за освобождение вступило в новую стадию. Теперь, в сущности, вопрос стоял не столько о новой вербовке рабов в стан восставших, сколько о закреплении уже завоёванной свободы и обеспечении её в дальнейшем. Спартак даже отказывался от чрезмерного увеличения своей армии, выбирая более надёжных, главным образом из числа рабов, а не из перебежчиков и крестьян.
Дальнейшая борьба за свободу требовала выработки твёрдого плана действий. В связи с этим и возникли разногласия внутри штаба восстания, на которые определённо указывают источники. Обратимся к древним источникам, повествующим о спартаковском освободительном движении. Что они говорят по вопросу о разногласиях?
В одном дошедшем до нас фрагменте (отрывке) Саллюстий указывает, что в 73 г., в переломный момент восстания и борьбы с Варинием, Спартак, удвоив свою армию, предложил план похода на север, отказываясь от нападения на Вариния. Крикс же, возглавлявший «германо-галльскую» часть войск, стоял за то, чтобы двинуться навстречу и вступить с ним в бой. Разногласия не были ликвидированы даже после того, как Спартак и Крикс решили совместно выступить против Вариния. Вариний был разбит, но разногласия приняли ещё более острый характер. В то время как Спартак, по сообщению Плутарха, двинулся весной следующего года на север, Крикс отделился от Спартака и стал заниматься экспроприациями в южной Италии.
Римский историк Саллюстий.
Таковы были первоначально эти разногласия. В чём же их сущность?
Немецкий историк Моммсен говорит, что эти разногласия явились следствием национальной розни. В то время как Спартак дескать объединял эллинов, Крикс объединял галлов и германцев, которые находились во вражде с эллинами. Такое объяснение ничего не даёт для уяснения позиций обоих вождей, хотя оно и может опираться в известной степени на сообщения Саллюстия. К тому же такое объяснение и неверно, что явствует из следующих обстоятельств. Прежде всего неверно, что в войсках Спартака были одни только эллины. Согласно сообщению Плутарха, можно установить, что в войсках Спартака были не только эллины, но и галлы, причём последних было, очевидно, не меньше, чем эллинов. Когда Спартак двинулся к Альпам, то, перейдя их, он предполагал одну часть армии рабов (эллинов) направить во Фракию, другую часть (кельтов или галлов) — в Галлию. Стало быть, как говорит Плутарх, среди его войска были и галлы. С другой стороны, если встать на точку зрения Моммсена, кажется непонятным и другой вопрос: почему галло-германские племена во главе с Криксом остались на юге и не пошли за Спартаком, в то время как у них должно было быть больше тяготения именно к северу, к областям их родины, куда и направился Спартак? Галло-германцы не пошли в Галлию, в то время как эллины, оказывается, устремились именно туда. Ссылка Моммсена на Плутарха неудачна, ибо в этом пункте у самого древнего автора имеется определённое противоречие, которое Моммсен не разрешает, а ещё более обостряет и делает очевидным.
Национальную рознь среди рабов мы не можем проследить исторически. Во всяком случае, такие факты нам неизвестны. Есть указания на то, что рабовладельцы старались посеять эту рознь. Если даже мы допустим, что между рабами из отдельных племён и существовала какая-либо рознь на почве различий языка, религии, культуры, обычаев, то она никогда не проявлялась в моменты восстаний, когда перед лицом общего врага эти племенные различия отступали на второй план.
Для подтверждения этого стоит только вспомнить сицилийские движения. Диодор, характеризуя положение в лагере восставших рабов при первом восстании в Сицилии, сообщает о надеждах рабовладельцев на то, что сириец Евн вот-вот рассорится с другим вождём — киликийцем Клеоном. Но эти надежды на междоусобную войну среди рабов не оправдались, ибо, по выражению Диодора, рабы различных племён, «против ожидания, объединились», к полному огорчению рабовладельцев, делавших ставку на национальную междуплеменную рознь.
Это огорчение рабовладельцев в результате крушения надежд на междоусобную войну отмечает Диодор и при описании второго восстания в Сицилии. Все думали, что между одним вождём восстания — сирийцем Сальвием и другим — киликийцем Афинионом наступят раздоры и «война легко прекратится». «Но судьба, — досадует Диодор, — как бы нарочно увеличивая силы мятежников, сделала так, что вожди их вступили в соглашение друг с другом».