Повисло молчание.
Ничего не сказал Ганник, вставший по левую руку Тарка и скрестивший руки на груди. Выглядел он отвратительно. Лицо осунулось, ничего не выражало, под запавшими глазами набухли мешки. На руках запеклась вражеская кровь, которую он и не думал смывать. На шее виднелась свежая рана, только-только затянувшаяся кровавой корочкой, не глубокая, но болезненная.
Я обнажил свой гладиус, небрежно положил его на валун, затем встал по одну сторону камня, по другую сторону остались стоять мои полководцы. Военачальники переглядывались, не понимая, что я задумал.
— Тот, кто из вас больше не хочет видеть меня своим вождем, возьмет этот меч себе и станет вождем, — мои глаза вспыхнули озорным блеском. — Для чего ему придется убить меня!
Трудно представить, как проводил советы прежний Спартак, как мёоезиец справлялся с неповиновением, но для себя я твердо решил, что выберу собственный путь. Я предлагал сразиться со мной на равных в честном бою и оспорить мое право называться вождем. Почувствовал приятный жар, растекшийся по всему телу. Моя жизнь повисла на волоске, но я был готов дорого заплатить за то, чтобы посмотреть в глаза предателю, как несомненно стоило называть человека, пустившего слух о моей измене.
Предстоял узнать, кто из этих людей все еще оставался на моей стороне, а кто нет. Зная какой огонь горит в сердце каждого из гладиаторов, не приходилось сомневаться в храбрости моих военачальников. Тот из них, кто больше не считает меня вождем, подойдет к валуну, возьмет меч в руки и сразится насмерть.
Мои глаза сузились и не видели никого кроме застывшего будто статуя Ганника, которому, по сути, предназначался мой вызов. Гладиатор взглянул на меч на валуне, перевел взгляд на меня. В его совершенно безжизненных глазах что-то блеснуло. Каждая мышца на моем теле напряглась, в струну вытянулись сухожилия, глазами я измерил расстояние, отделяющее нас, прикинул время, которое понадобится Ганнику, чтобы меч оказался в его руках и попытался просчитать возможные варианты развития событий. Но вместо того, чтобы сделать шаг вперед, Ганник сказал.
— Начинай совет, мёоезиец, предатель мертв! — проскрежетал он.
Оживились полководцы, все как один уставились на Ганника.
— Я говорю о Висбальде, командире третьего корпуса и одиннадцатого легиона… — с пренебрежением в словах сказал гладиатор.
— Ты обвиняешь покойника, подумай, прежде чем скажешь что-то еще, — твердо сказал я.
— Ты хотел знать, кто ослушался приказ? Я назвал имя! — уверенный в своих словах, но уже раздраженный, продолжил Ганник. — Висбальд бил первым! Он должен был пошатнуть римский строй, после отступить, чтобы ударил Икрий и Каст! Мы намеревались измотать врага непрерывными атаками. Каст увидел, что Висбальд не отступает, начал бить дезертиров… — Ганник не договорил и отчаянно махнул рукой.
Я перевел взгляд на Икрия, бывшего в подчинении Каста, если кто-то и видел то о чем говорил Ганник, то это грек.
— Висбальд должен был отступить, а я ударить по флангам, чтобы поддержать кавалерию до того, как с тылу римлян зайдет корпус Ганника! — пожал плечами Тарк.
— Задача моего седьмого легиона заключалась в том, чтобы задержать легионы Красса у стены! — заверил Ганник. — После провала наступления, мне на помощь выдвинулись Икрий и Тарк. Но именно Висбальд разворошил улей, зная, что Рим — это красная тряпка, да кому я говорю, мёоезийский вождь! Мы вышли на поле боя умирать, но не проигрывать, Висбальд же превратил сражение в рубку и обрек нас на поражение! Впрочем… — кельт запыхался, поэтому ненадолго прервался. — Впрочем, о покойнике говорят хорошее, либо не говорят никак!
Ганник замолчал. Я переваривал сказанное полководцем. Гладиатор открыл для меня картину минувших событий с нового ракурса. Однако сказанное не отменяло того, что полководцы ослушались мой приказ.
— Почему вы не отступили, когда я отдал приказ! — спросил я.
— Коли я виноват в чем-то, то готов понести наказание, — это были слова Икрия, давнего сторонника Спартака, командира пятого легиона из первого корпуса Каста, на поле боя лишившего поддержки третий легион. Икрий вместе с Тарком присоединился к восстанию у Везувия и достойно показал себя в бою с отрядом римской милиции Глабра[3]. — Но ради всех богов, ради чего стоило отступать? На наших глазах гибли наши соратники! Римляне забрали жизни целого легиона! Нас было тридцать тысяч, когда их было всего шесть! Что нас ждет в этой войне дальше?