— Пусть убираются в Испанию[6]! Теперь там им самое место, — напыщенно прошипел Эростен.
Я резко выпрямился. Слова дались тяжело. Я предложил Ганнику два пути, перед кельтом встал выбор. Мне не хотелось терять людей, но я должен сохранить в лагере единомышленников. Раскол начался при мёоезийце и сейчас я уже не могу ничего сделать с наметившейся тенденцией. Я не знал покинут ли наш стан Ганник, Икрий и Тарк, но первыми с тонущего корабля бегут крысы. Если они примут решение уйти, то так тому и быть. Я вознамерился перерубить гордиев узел противоречий внутри собственного лагеря.
Ганник проглотил мои слова. Он тяжело поднялся на ноги, отряхнулся от снега, забившегося за шиворот, и вытер рукавом сочащуюся из носа кровь. Переглянулся с Икрием и Тарком. Поднял свой гладиус, спрятал клинок в ножны.
— Моя клятва — этой клятва свободы! — процедил он. — Я дал ее в Капуи, когда увидел непоколебимую волю в твоих глазах! На полуострове мне показалось, что ничего от прежнего Спартака в тебе нынешнем нет. Я ошибся! Говори, что следует делать, мёоезиец!
Про себя я восхитился Ганником, который только что показал все свое мужество. Злоба которую я испытывал все это время начала угасать.
— Начнем совет, — отрезал я.
Я вытащил карту Лукании[7] из-за пазухи, положил их на валун, захлопал в ладоши, подзывая офицеров. Пора дать первые указания. Я больше не хотел слышать о расколе внутри моей армии. Фракционные противостояния ослабляли мои ряды перед лицом врага. Войско следовало перекроить «от» и «до». Иначе, раздираемая противоречиями и разобщенностью взглядов на понятие свободы, армия затрещит по швам. Первый приказ, который я озвучил, ошарашил военачальников и вогнал в ступор.
— Необходимо расформировать корпуса и оставшиеся легионы. Сейчас. Мы создадим новые!
— Не проще доукомплектовать легионы центуриями Висбальда? — приподнял бровь Эростен.
— Не проще, Эростен, каждый из вас получит в распоряжение новый легион, с новыми солдатами! Я не хочу слышать, что твой легион или легион Ганника преследует разные цели на этой войне, но воюет в составе одного корпуса, — пояснил я. — Цель у всех отныне одна! Борьба против поработителя за свободу человека! Кто считает иначе, покинут лагерь! Передайте это своим бойцам! Никаких коалиций, в каждом легионе будет десять когорт из десяти разных народностей!
— Ты говоришь чушь, мёоезиец… разношерстный легион? На каком языке они будут говорить? — возмутился Тарк.
— Мы пришли сюда не говорить, бербериец! Язык легиона — это язык его офицера, язык войны! — отрезал я.
Я видел озадаченные лица своих полководцев, которым не могла прийти в голову идея расформировать собственный легион. Однако решение принято. Я покосился на Ганника, тот молча кивнул. Впереди предстоял серьезный объем работы, которую требовалось выполнить в кратчайший срок.
Растопыренная пятерня должна собраться в кулак. Я видел удовлетворение на лице Ганника, обретшего прежнюю веру в вождя. Видел блеск в глазах Икрия и задор Тарка. Хотелось верить, что распри остались позади, потому что сегодня-завтра римляне нагонят нас.
Записки Марка Лициния Красса
Луций Квинкций[8] командир конницы, с утра доложил, что восставшие движутся на северо-запад. Но днем Спартак допустил тактическую ошибку и резко повернул на восток. Он следует в Кротон[9], городишко на западном берегу Тарентского залива. Мне и моим командующим известно, что ценность со стратегической точки зрения город не представляет ввиду своих незначительных размеров.
На совете поднималось предположение, что голодные рабы бросились к Кротону в поисках продовольствия, однако городок слишком мал и не то чтобы не прокормит рабов, но даже не вместит этих свиней внутри своих стен. К тому же лютая зима, что обрушилась в этот год на Бруттию, наверняка истощила те запасы провианта, что еще могли храниться в амбарах и жители Кротона не отдадут провиант просто так.
Немаловажный фактор, который сыграет злую шутку с рабами, станет то, что у Кротона есть свой гарнизон, а жители вот уже много лет находятся под протекторатом Рима. Слава Республики! Местные, знающие о том, что беглых рабов преследует сам Марк Красс, наделенный сенатом чрезвычайным империем, вряд ли пустят стаю собак внутрь даже под угрозой смерти.