Я на всех порах влетел в лучников. Стрелки завалились наземь, бросили луки и схватились за кинжалы, понимая, что бой придется продолжить в рукопашную. Я попятился — гладиус остался лежать у костра, когда как клинок Берта достался Крату. Видя это, стрелки с перекошенными от гнева лицами набросились на меня, стремясь нанести разящий удар.
Крат с Галантом отбивались от шестерых окруживших их бойцов. Лицо Крата исказила гримаса боли — на плече парфянца появился глубокий порез. Четверо из шестерых бойцов, окруживших моих ребят — гладиаторы и имеют не один десяток боев за плечами, не уступая в мастерстве Крату и Галанту. Еще двое не выступали на арене, но явно не понаслышке знали с какой стороны взяться за меч. Силы в этом бою были не равны, поэтому галлу и парфянцу приходилось отступать. Они ушли в глухую оборону и выжидали возможность для контрудара. Благо опыт подобных сражений у Крата и Галанта был колоссальный.
Между тем, лучники, на поверку оказавшиеся не самыми лучшими стрелками из тех, что мне доводилось видеть, показали себя отвратительными мечниками. Я с легкостью уклонился от удара первого из них, заставил его провалиться и по инерции уйти вперед. Руку второго стрелка, занесшего кинжал над моей головой, поймал на лету. Короткий удар в солнечное сплетение усадил врага на пятую точку, он начал задыхаться, хватать воздух ртом. Сломав лучнику запястье, я его же кинжалом перерезал бедолаге горло. Первый лучник бросился наутек, но я одним прыжком сократил дистанцию между нами и вонзил кинжал ему в спину между лопатками. Лучник вскрикнул и упал замертво.
Я подбежал к костру, где подобрал свой гладиус. С оружием в обеих руках, устремился к Крату и Галанту из последних сил сдерживающих вражеский натиск. Подкрался сзади и отчаянно атаковал двух пехотинцев, ударами наотмашь перерезав им ахилловы сухожилия. Пехотинцы вскрикнули и лишившись под собой ног, рухнули. Галант предпринял отчаянную попытку контратаковать, но просчитался. Меч врага рассек гладиатору шею, обоюдоострое лезвие чудом не задело артерию. Галл истекал кровью. Он зажал рану на шее одной рукой, но из другой не выпустил спату.
Вид истекающего кровью Галанта привел меня в ярость. Гнев — враг бойца в любом бою, вырвался наружу. Я взревел и с силой пригвоздил гладиаторов с перерезанными ахилами к земле, пробив на вылет их лорики. Удачливее Галанта оказался Крат. Покрытый ранами, парфянец контрударом убил одного из всадников. Троица оставшихся в живых предателей не выдержала напора, отступила. Хлестким ударом гладиуса с разворота, я обезоружил второго всадника и прямым ударом в глаз, поставил в нашем споре жирную точку. Предатель рухнул навзничь у моих ног. Оставшиеся двое гладиаторов бежали без оглядки. Крат и Галант бросились в погоню, но я решительно остановил своих бойцов.
— Пусть бегут! Они наказали себя сами! — сказал я.
— Что ты такое говоришь, Спартак? — вскричал галл.
Галант держался за шею и живот, пытаясь остановить кровь. Меч предателя пробил лорику галла в подвздошной области. Он опустился на присядки, дышал сипло и часто, каждый вдох причинял боль. Крат держался на ногах, но парфянца шатало от усталости и многочисленных ранений, полученных в неравном бою.
— Пусть бегут! — повторил я и указал на растекшуюся по земле кровь. След, оставленный ранеными беглецами. — Они недостойны умереть от меча!
Крат и Галант не спорили, на слова у моих бойцов не осталось сил. Я не тешил себя пустыми надеждами. Увы, раны гладиаторов несовместимы с жизнью