Галант уселся на землю, оперся о ствол сосны, закрыл глаза. С каждой каплей пролитой крови гладиатора покидали последние силы. Я с трудом заставил себя отвести взгляд, когда почувствовал на своем плече руку Крата. Парфянец смотрел на меня помутневшим взглядом, в котором читались доверие и безграничная благодарность
— Доведи наше дело до конца! — выдавил он.
Я стиснул зубы, чувствуя, как увлажнились мои глаза. Крепко обнял Крата, понимая, что делаю это в последний раз. Подошел к Галанту и взял в свою ладонь его руку, показавшуюся мне неестественно холодной. Галл, превозмогая боль сжал мою ладонь в ответ. Мы стояли еще несколько минут. Никто не проронил ни слова. Наконец, Крат положил руку мне на плечо и кивнул. Даже когда мой гладиус вонзился смертельным ударом в его тело, в глазах парфянца я видел лишь веру и безграничную благодарность тому, кто дал шанс рабу вновь почувствовать запах свободы и умереть свободным от оков.
[1]Локулус (лат. loculus) — древнеримская разновидность сумки, предположительно был частью походного снаряжения легионеров.
[2]Бурдюк — мешок из цельной шкуры животного (козы, лошади, овцы и других), предназначен для хранения жидкостей.
[3]Наиболее известен вариант игры, в которой каждый игрок бросает по три кости, выигрыш равен разнице в количестве выпавших очков.
[4]И́нсула — многоэтажный жилой дом с комнатами и квартирами.
[5]Асс (устар. «ас», лат. as, assarius) — название древнеримской медной монеты. Все монеты древней Италии представляли собой асс или помноженный, или разделённый на известное число. Не только при разделе монет, но и при определении меры, веса, наследства и процентов — за единицу брался асс. Разделялся асс на 12 долей — унций.
[6] Лучшая и худшая из возможных выпадающих в игре кости комбинаций.
[7]Специальный стаканчик для костей, в котором они перемешивались для броска, назывался «Turricula» (башенка)
9
Я несколько раз мысленно возвращался к словам Берта о Гнее Помпее Великом. Неужели сенат, получив вести о неудаче Красса на Регийском полуострове, отправил на помощь Марку Лицинию одного из своих лучших полководцев. Верилось с трудом. Помпей вместе со своими легионами находился в Испании, купаясь в лучах славы и ожидая с Метеллом Пием[1] заслуженный триумф. Что могло принести Гнею возвращение в Италию? Ненужная и бесславная борьба с рабами не прибавит полководцу дивидендов. Я не хотел доверять слухам, а о том, что это всего лишь слух говорило поведение Марка Лициния Красса, который сломя голову нагонял повстанцев вместо того, чтобы дождаться Магна и объединить республиканские силы, как в свое время сделал Метелл Пий. Вернее всего, появление слуха о переправе Помпея в Италию стало попыткой части италиков оправдать свой отказ впредь помогать рабам в войне.
Из-за проросших в Лукании слухов, впереди меня поджидало немало неприятных встреч с теми, кто купился на кривотолки о Помпее. Это были отнюдь не римляне, а враждебно настроенные рабы, дезертиры и предатели, покинувшие легион Гая Ганника! Страшно представить сколько потерял легион кельта после того как слух о выдвижении в Италию самого «великого и ужасного»[2] Помпея взорвал сознания многих моих соратников! Оставалось верить, что сам Ганник стойко выдержал эту новость, не дрогнул и сумел выдержать свалившиеся на его голову неприятности в виде дезертирства бойцов. В пути мне приходилось лично встречать дезертиров трижды. Сейчас же я видел отряд рабов, бежавших из-под моих знамен четвертый раз кряду.
Дюжина вооруженных людей, на лицах которых я не сумел прочесть ничего кроме уныния, двигалась на юго-запад. Они были измотаны долгой дорогой, шли молча. До этого я встречал группы по пять, четыре, девять человек, но это самый крупный отряд из двенадцати человек, встретившийся на моем пути. В первый раз пятеро дезертиров лишь проводили меня взглядами, даже не узнав вождя, от знамен которого отвернулись. Вторая группа дезертиров устроила перевал у обочины, и я остался незамеченным. В третий раз меня окликнули. Дезертиры схватились за мечи, но я вихрем проскочил сквозь их ряды на своем жеребце, до того, как предатели вытащили клинки. Один из рабов пал под копытами Фунтика, второго я резанул гладиусом наотмашь. Я сдерживал себя каждый раз, чтобы не перевести схватку в рукопашную. Несмирение и боль, которые я испытывал после потери Галанта и Крата, просились выплеснуться всепоглощающей яростью.
Двенадцать дезертиров увидели меня, тут же начали живо переговариваться, потянулись за шлемами, принялись снимать скутумы с шестов-фурок, обнажили гладиусы. Поначалу я решил, что вновь не буду останавливать галоп своего коня! Прорвусь сквозь цепочку из двенадцати человек. Но дорога оказалась чрезвычайно узка, количество дезертиров выросло, к тому же теперь предатели заранее подготовились встретить мой отчаянный бросок. Пехотинцы сомкнули скутумы перед собой. Построение выглядело неумело, между щитами оставались большие расщелины, куда можно было нанести удар, когда как пространство, оставшееся для ответного удара пехоты, напротив было через чур узким. Передо мной застыла кучка недоумков и дебилов, ничего не почерпнувших из уроков прежнего Спартака во время стояния на Регийском полуострове.