Мне не раз приходилось слышать, что ряд городов Южной Италии активно поддерживали прежнего Спартака во время марша мёоезийца к Сицилии. Местные снабжали рабов провиантом, живой силой и данными о передвижении римских войск. Решала ненависть к Риму со стороны италиков и попытка вернуть старые долги за поражения в союзнической войне, принесшей множество потерь и лишений. Но теперь, когда Помпей поставил точку в споре с марианцами, я полагал, что италики не рискнут выступить против Марка Красса в открытую. Тем более в условиях, когда по Апенинам витали слухи о возвращении великого полководца. Рискнули. Руками повстанцев копийцы хотели ослабить Красса и лишить его возможности обрасти политическим жирком? В таком случае угрозы Марка Лициния о лишении города статуса самоуправления остались бы пустой трепотней.
— Где остальные горожане? — спросил я.
— Я приказал разместить копийцев под стражу в амбары для зерна! — заверил Ганник.
— Зачем, если они помогли нам? — удивился я.
— Ха! Таково их условие сдачи Копии!
Я переварил слова своего полководца. Хороши фурийцы, хороши черти! Настоящие партизаны! Помогли укрепить позиции восстания, выдали римских псов, увеличили наши шансы в бою с Крассом! Сами же сдались в плен, чтобы не участвовать в бою, дождаться развязки в тылу, а заодно обелить себя перед Крассом на случай проигрыша восстания.
Ганник в очередной раз поймал мой взгляд, который я то и дело бросал на гарнизон.
— Снять тела? — осторожно спросил полководец.
— Пусть висят… Как в войско попали слухи о Помпее?
— Горожане, мёоезиец, — пожал плечами гладиатор.
— Те, у кого длинный язык Спартак, приходится укорачивать! — хмыкнули из декурии.
— Ганник, что удалось сделать, чтобы наладить в городе оборону?
Военачальник задумался, по всей видимости вопрос поставил Ганника в тупик.
— Почему не выставлен усиленный караул? Почему люди не копают…
Я запнулся. Усталость, которую я старался не замечать наконец сказалась. В голове что-то щелкнуло, ноги предательски подкосились и если бы не вовремя подставленная рука кельта, я бы наверняка рухнул наземь. Глубоко задышал, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Прошло несколько долгих минут прежде чем я пришел в себя и отказался от помощи. Гладиаторы смотрели на меня с настороженностью во взгляде.
Практически полное отсутствие часовых на гарнизонных стенах, небрежность в обороне города, который, впрочем, так легко достался моим людям, могла выйти боком. Вскоре у городских стен появятся легионы Красса, а Копии еще совсем не готовы к отражению атаки врага. Мысль об этом отняла последние силы. Но винить в чем бы то ни было Гая Ганника я не мог. Кельт не подвел, он выполнил приказ до конца. Мне предстояло превратить Копии в крепость, у стен которой Красс найдет свое последнее приста… мысль оборвалась. Я вдруг понял, что спрашиваю с Ганника, когда как мой военачальник не знает ровным счетом ничего! Из головы вылетели слова кодовой римской пословицы, а из-за каши, в которую превратились мои мысли я отчего-то решил, что Ганник в курсе всех дел! Я попытался взять себя в руки. Не затем я мчался в Копии сломя голову, чтобы сейчас терять время и вести себя как размазня! Спешка стоила смерти двоих боевых товарищей! Я валился с ног от усталости, но сказал:
— Faber est suae quisque fortunae, Гай Ганник!
[1] Здесь речь идет о конной декурии. Конница в легионе составлялась из 300 человек, которые делились на 10 взводов — турм, по 30 всадников в каждой, a турма — на три десятка, то есть декурии.
11
Я решил оставить городские ворота открытыми. До того, как я возьму Копии в ежовые рукавицы, необходимо дать шанс покинуть городскую черту всем, кто не сделал этого раньше. С горожанами встретились у амбаров, там мы ввели копийцев в курс о событиях Кротона. Копийцы имели право знать, что Красс не будет церемониться. Сдача горожан в плен после моего представления с убитыми пленными в Кротоне, будет воспринята римским полководцем как предательство. Я объяснил, что к полуночи Копии превратятся в ад на земле. Здесь не выжить ребенку, женщине или старику. Пока же у горожан оставался шанс покинуть город незамедлительно.
Большая часть мужчин высказали пожелание остаться в Копии, чтобы сражаться до конца, готовые умереть или выйти с поля боя победителями. Колоны неспособных держать оружие потянулись к городским воротам.
Вслед за копийцами состоялась встреча с легионерами. Мы с Ганником предложили покинуть наши ряды тем повстанцам, кто не готов умереть сегодня в бою. Я пообещал, что не стану расценивать уход как предательство, потому что самое больше предательство — стать обузой для защитников и братьев по мечу. Уйди сейчас и у каждого из них останется шанс построить жизнь заново, попытаться вернуться на родину или найти себе применение в Италии, пусть даже в статусе беглого раба. Я не хотел вводить в заблуждение этих людей. Если Красс выиграет эту битву, всех нас ждала мучительная позорная смерть на столбе.