Мои офицеры стремились лишить римлян маневра. Манипулярная тактика, примененная Публием Суллой в этом бою, была незнакома Икрию, Тарку и молодому Тирну. Мелькали мечи, лилась кровь.
Я впервые увидел Красса. Его ликторы во главе с Лицием Фростом (лицо которого тоже хорошо знал прежний Спартак) сомкнули вокруг Марка Лициния плотное кольцо.
В этот момент со стен копийского гарнизона на римлян полетели отрубленные головы легионеров, что сопровождалось громким уханьем тысяч голосов.
— Свобода! Долой Рим! — голоса отражались от стен гарнизона Копии и разносились эхом над полем боя.
По коже пробежали мурашки. Подбадривая себя выкриками, восставшие собрались в кулак и нанесли самый ожесточенный удар, клином вспарывая редуты римского войска. Легионеры дрогнули, натиск моих ребят дал плоды. Первым не выдержали манипулы из скроенного впопыхах легиона Квинта Ария. Легионеров втиснуло в вал, ставший костью поперек горла легатов. Римляне падали в ров, где все еще тлели угли, обжигались, вопили не своим голосом, но замолкали, когда сверху на них наступали сапоги товарищей. Понимая, что войско не устоит, легаты скомандовали офицерам из манипул второй линии отступить вдоль стены и попытаться зайти восставшим во фланги. Затея с треском провалилась.
Римлян спас удар Луция Квинкция, чья конница вихрем зашла в тыл восставших. Однако, даже стремительная атака Квинкция не переломила ход этой битвы. Кавалерия выиграла лишь миг, прежде чем тактическое отступление легионеров превратилось в позорное всеобщее бегство. Тучи над римскими легионами сгущались. Земля перед городским гарнизоном усеялась телами павших в сражении людей. Всюду были трупы восставших, но еще больше вокруг было римских тел. Повстанцы не жалели себя в этом бою, но забирали с собой жизни римлян.
Когда казалось, что нам осталась самая малость до полного разгрома… я всмотрелся в горизонт и почувствовал, как у подгибаются мои колени.
— Отступление… — прохрипел я не своим голосом. — ОТСУПАЕМ!
Поползла вверх решетка копийски ворот. Выпучив глаза, я смотрел на горизонт, обливаясь холодным потом.
[1] Руф из патрицианского рода Марсия, легат Красса во время войны со Спартаком. В 71 г. до н. э. вместе с легатом Луцием Помптином разгромил Ганника и Каста в решающем сражении под Кантенне, что я вилось одним из последних сражений для рабов.
[2] Один, два, три, стоп!
14
Помпей вырос из ниоткуда, угроза превратилась в реальную опасность. А ведь я так тщательно отметал слухи о появлении Гнея Помпея Магна, игнорировал доводы! Подвела интуиция, на которую я так часто полагался в последнее время. С треском провалился казавшийся удачным план. Но самое главное — уцелел Красс, который по всем законам логики и здравого смысла должен был пасть на поле боя в эту ночь…
Стоя на гарнизоне, я вматривался в лагерь Помпея и видел, как гордо развивались по ветру серебряные аквилии непобедимых легионов, прошедших военные кампании Сицилии и Африки. Помпей, в отличие от Красса, не намеревался брать нахрапом городские стены и не спешил атаковать. Видя, что повстанцы скрылись в городе, Магн отменил атаку. Возможно, полководец хотел прояснить, что произошло накануне у копийски стен, прежде чем перейти к решительным действиям. В душе я понимал, что стоит Помпею отдать приказ и Копии падут до полудня. Легионам Магна не помешает наша отвага и ловушки, которыми усеян город вдоль и поперек. На одного вымотанного ночной схваткой повстанца приходилось несколько свежих головорезов Помпея, профессионалов своего дела…
Я не вешал нос. Отчаянные, готовые умирать гладиаторы, заберут с собой не одну душу профессионального, но холодного римлянина! Красс не даст соврать, думается римский полководец хорошо усвоил сегодняшний урок! Перцу добавляли две тысячи легионеров-заложников, томившихся в копийски амбарах в ожидании своей судьбы. Среди легионеров штурмовой бригады не нашлось идиотов, между пленом и смертью, выбравших смерть. Оказавшись внутри городских стен, отрезанные от остальных, римляне незамедлительно сдались.
Помпей, как и Красс претендовал на нечто большее, чем роль цербера на границах Рима и, безусловно, хотел сделать широкий шаг на пути укрепления своих политических позиций. Таким шагом могло стать освобождение заложников. Тщеславие Магна наверняка тешило его надеждами показать себя во всей красе накануне испанского триумфа[1] и сделать свои позиции в Риме непросто прочными, а непоколебимыми. Помпей спал и видел, чтобы лучами своей воинской славы затмить лучшего полководца того времени Луция Лукулла[2]. Наш настрой был прост — именно головы пленных легионеров сотнями полетят с городских стен в ряды римских когорт победоносного полководца, если тот не захочет идти с нами на диалог. В тоже время я осознавал, что Помпей не станет тянуть. Он желает в кратчайшие сроки покончить со взбалмошными рабами, чтобы красиво поставить точку там, где у Красса получалось ставить многоточия. Помпей из кожи вон полезет, чтобы оправдать свое прозвище Магнус [3]