Я ждал, когда обезумевший, ведомый жаждой мести Красс заведет римских легионеров вглубь города, когда стройные ряды римлян растянуться по городским улочкам, рассеются, ослабнут. Только тогда я возьму инициативу в свои руки. Пока же легионеры заполняли узкие улицы Копии, набивая город словно килька бочку. Солдаты не успевали перестраиваться, подпирали, толкали своих братьев по оружию на острые колья рогаток, сбрасывали во рвы. Из-за дыма многие ловушки остались незамеченными до того, как унесли первые жизни римских солдат. По улицам Копии разносились вопли и крики боли. Когда же огонь начал медленно перекидываться на соседние улицы, когда начали вспыхивать один за другим дома, я больше не мог позволить терпеть, пусть римляне еще и не зашли так глубоко, как я хотел. Я отдал приказ. На крыше нашего дома появился белый флаг, прихваченный после сорвавшихся переговоров с Помпеем.
Не знаю, что подумали о белом флаге римляне, подошедшие к дому, где прятались я, Рут и еще несколько отвязных рубак, но Ганник, которому я доверил старшинство в операции, отреагировал незамедлительно. В начале улицы полыхнуло восемь домов. Полетели зажженные факела, упали на крыши. Огонь, поглотил старые конструкции меньше чем за минуту! Улицу, в одном из домов которой спрятался наш небольшой повстанческий отряд, в один миг отрезало от гарнизонных стен. Около тысячи римлян изолировало огнем. Десяток отчаянных умельцев попытался прорваться сквозь огненное оцепление, но отступили. Горючие смеси знали свое дело. Теперь обратного пути нет.
Мы вооружились луками, поднялись на крышу. Слышались крики — с крыш соседних домов начался обстрел римских легионеров. Каждая стрела забирала новую жизнь. Не спасал доспех, мало кто успевал поднять щит. Враг пытался бежать, поднялась суматоха, приведшая к давке. Спасаясь от смертоносных стрел, римляне падали во рвы, надевались на рогатки, хватались за мечи, которые ничем не могли помочь. Впрочем, римские офицеры быстро смекнули, что происходит и принялись отдавать команды своим бойцам.
— Movete[1]!
— Vos servate[2]!
— Gradum servate[3]
Такой ход позволил наладить дисциплину. Солдаты поняли, что стрелы восставших не могут больше причинить им урон, воспряли духом.
— Уходим! — послышался грубый голос моего центуриона.
Наша атака захлебнулась, часть стрелков бросили луки и колчаны со стрелами, исчезли в проемах, спрятались в домах. Другая часть двинулась на север, перепрыгивая с одной крыши дома на другую. Дюжина гладиаторов продолжили обстрел, прикрывая отступление товарищей.
Легионеры бросились в погоню, попытались выбить двери ногами, не вышло. Солдаты посмекалистей сломали рогатку и, используя бревно как таран, врезались в дверное полотно. Дверь поддалась, треснула. Их примеру последовали другие легионеры, принявшиеся выламывать рогатки и превращать их в подобие ручного тарана, чтобы проникнуть внутрь домов. Я выпустил последнюю стрелу, вонзившуюся в щит римского солдата, выбросил лук и пустой колчан.
— Отходим, к северному выходу! Быстрее! — прорычал я замешкавшимся повстанцам, которые побросав оружие, принялись поливать дом зажигательной смесью из горшков.
Я выхватил гладиус и перерубил веревку, державшую подвешенное между домами бревно. Тяжелое бревно с грохотом рухнуло на головы столпившихся внизу врагов. С дюжину римлян придавило тяжелым стволом к земле.
Дверь нашего дома не выдержала очередного удара. Толпа легионеров хлынула внутрь, но было поздно. Бросая мечи, выбрасывая щиты, толкаясь, римляне бросились к выходу. В доме не было никого, только лишь рука Рута сбросила зажженный факел на кучу пропитанных горючкой отходов.
Полыхнуло.
Не дожидаясь, пока пламя начнет пожирать стены, а затем и крышу, мы начали прыгать по крышам домов вдоль улицы, удаляясь. Рут с каменным, ничего не выражающим лицом. Я, взмокший от жара, покрытый пеплом. Гладиаторы, бежавшие позади меня и гопломаха, поджигающие оставшиеся за спиной дома.
Ряд зданий по ту сторону улицы уже полыхал. Ганник знал свое дело. Римляне понявшие, что попали в западню, побежали вслед за нами на север, но остановились. На их лице читалась только одна эмоция — безысходность. Улицу прерывал ров. Глубокий, десяти локтей в длину и около семи в глубину. Ганник, Тирн и другие мои военачальники сумели выполнить мой приказ. Вне себя от ужаса римляне прыгали в ров, но поздно. Дома вокруг пылали. Я слышал душераздирающие вопли, но не оборачивался. Боковым зрением видел, как полыхали соседние улицы. Мы не оставляли за собой живого места, уничтожая город, проходя по нему огнем и мечом, превращая некогда цветущие Копии в руины. Огонь беспощадно отрезал Марка Лициния вместе со своим огромным войском от восставших.